— Она носит белую блузу и жемчужное ожерелье.
— Я так и подумала.
В ту же секунду в дверь Мод позвонили.
— Это мама, — сказала она. И добавила тише: — Каждый день приносит очередной нелепый наряд для младенца.
Я пообещал позвонить ей, как только будут новости.
Незадолго до семи я уже стоял у дверей «Черного верблюда», тепло одетый, готовый провести вечер на улице, безоружный — как физически, так и морально. К тому времени я много раз прошел мимо окон ресторана, словно не хотел выпускать цель из виду; я крутился поблизости и, если отходил по какой-нибудь близлежащей улице, то тут же возвращался, как будто боялся уйти слишком далеко и оказаться за пределами силового поля, центром которого стал именно этот ресторан, словно отмеченный печатью рока, несмотря на уют и «приятную» атмосферу. Все мои действия были следствием сложных взаимоотношений, завязавшихся осенним вечером 1978 года, в спортивном клубе «Европа» недалеко от Хурнстулля в Стокгольме при встрече с человеком, которого мы теперь называли Генри Морганом. Иногда мне хотелось, чтобы этой встречи вообще не было, чтобы я никогда не знал этого человека. Я проклинал его и проклинал себя за то, что поверил ему и пошел у него на поводу. Я сразу распознал в нем черты мошенника, но все равно поселился в квартире, которую он предоставил в мое распоряжение. Со временем он заставил меня открыть в себе склонность к саморазрушению, познать деструктивную сторону моей личности. Если бы не встреча с Генри Морганом, мне, возможно, удалось бы избежать этого открытия. Однако в редкие минуты душевного равновесия я был готов назвать наше знакомство даже полезным, прежде всего потому что оно положило начало этой истории, одним из действующих лиц которой стал и я сам. Однажды начатое повествование теперь близилось к кульминации, к переломному моменту, по всей видимости, неизбежному, и мне, несмотря ни на что, удалось убедить себя в том, что я к этому готов, что я предусмотрел все варианты и продумал все пути к отступлению, что жизнь моя вне угрозы. Но я ошибался, ошибался как никогда.
Вечер только начинался, и многие столики еще пустовали. Мне предложили занять удобное место в углу, откуда было видно все заведение. Официант спросил, жду ли я кого-то еще. На всякий случай, я ответил, что не жду. По одному из многочисленных сценариев, что прокручивались в моей голове, Генри мог вообще не появиться. Если официант накрыл на двоих, а ты весь вечер просидел один, значит, ты потерпел поражение, которое надо как-то объяснить, обыграть с натужной улыбочкой, провоцируя окружающих на разговоры о несчастной любви и на жалость к покинутому. Поскольку в этом деле я и так считал себя проигравшим, то не хотел выставлять свой проигрыш напоказ.
