— Ну-ка, милый, уступите место, — сказал он правому загребному, — вы устали, а мне надо согреться.
Солдат поспешно повиновался, и отец, сбросив мокрую куртку, зычно скомандовал:
— Весла на воду!
Солдаты дружно ударили веслами, и шлюпка, дернувшись на волне, двинулась к берегу. Соленые брызги обдавали меня со всех сторон, очень свежий ветер, казалось, пронизывал насквозь, а мне было жарко. В каком-то полусне я силился разглядеть воскресшего отца, но, кроме обвислых полей его зюйдвестки, ничего не видел. «Надо сказать ему, чтобы отвернул поля, надо сказать, чтобы отвернул поля»… — вертелось у меня в голове, будто туда, как в граммофон, вложили испорченную пластинку.
Видно, с непривычки отец вскоре устал, говорил прерывающимся голосом:
— В следующий раз, господин Гамлер, если вы надумаете выкинуть подобную штучку, то предварительно посоветуйтесь со мной…
— Я пошутил, Андриан Ефимович, и совсем не предполагал, что вы броситесь в воду.
— И подумали, что я решил таким примитивным способом уклониться от обязанностей проводника?
— Вы железный человек, господин Арканов, — пробормотал Гамлер. — Право, я рад, что все обошлось благополучно. Слово офицера.
— Не надо слов, господин Гамлер, — отец всем телом налег на весло, шлюпка рыскнула носом под волну, и каскад брызг обрушился на нас. Отец смутился: — Скажите, пожалуйста, совсем грести разучился!
— У вас хорошо получается, ваше благородие, — вполголоса заметил его сосед-солдат. Это было сказано очень искренне, и мне захотелось обнять солдата.
Вскоре открылся берег. Туман скатывался в море, нам навстречу. Черная скала оказалась совсем не черной, а какого-то ржавого цвета. В ее расщелинах росли кудрявые деревца. Все ее подножие, уходящее в воду, белоснежно пенилось, и от этого скала походила на старинную русскую шапку, отороченную понизу заячьим мехом. Эта «шапка» до половины загораживала устье небольшой, но глубокой речки. Устье, как видно, и служило гаванью.
— Левое табань! Правое греби! — оживленно командовал отец, и шлюпка послушно повиновалась, не шлепала днищем о воду, а легко взмывала на гребни волн, скользила вниз, будто прогибаясь вместе с ними. Все умел мой старый добрый отец, не только разгадывать тайные письмена и рассуждать о прелестях древней культуры. В ранней юности он был юнгой на клипере «Святой Михаил» и теперь распоряжался не хуже капитана.
Весла дружно в последний раз врезались в воду, и шлюпка, подхваченная волной, влетела в устье реки. Сразу стало тихо и спокойно. Сыпал мелкий приморский дождь — «мороситик», как зовут его у нас все ребята.
