— Зато вы вспомнили и не замедлили предупредить, Рушель, — Белоусов был, как мне показалось, излишне придирчив.
— Да полно вам, Александр Федорович, Настя просто радовалась жизни, я подурачился, а вам понадобилось все перевести на серьезный лад. И потом, почему вы говорите нам «ждите», я имею в виду встречи с Шаманом? Вы тоже ждите ее вместе с нами, если уж на то пошло.
— Я? Не знаю, не знаю…
Меня задел ответ Белоусова, да и Мишель, и Алексия, и Настя посмотрели на ученого с удивлением, но никто ни о чем не спросил Александра Федоровича, не знаю уж, почему.
У Хранительницы мы лишь слегка перекусили молоком, теплым хлебом и медом — в тот ранний час, когда Белоусов поднял нас с постелей, никакой более основательной еды просто не хотелось. Поэтому через четыре часа пути, когда солнце высушило утреннюю росу, мы решили устроить второй завтрак. Как раз сосны стали ниже, лес — реже, и тайга сменилась роскошным альпийским лугом. Мы шли среди разнотравья, радовавшего ярким разнообразием цвета после однообразной зелени тайги: мы смотрели на желтые и бледно-розовые тюльпаны, голубые и лиловые нежные колокольчики, алые маки и пестрые маленькие гвоздички, ровные стебли которых обвивал душистый горошек… И все это великолепие прорастало сквозь шелковый изумрудный ковер, цвет которого смягчался легким серебром ковыля. В общем, нам захотелось устроить ланч на обочине леса, в золотистой тени невысоких сосен, в медовом запахе альпийских цветов.
Позавтракав традиционной бараниной с хлебом, медом и мятным чаем, мы так разнежились, что задремали под мерное успокаивающее жужжание шмелей. «Как же здорово, что комары сюда, на альпийские луга, уже не долетают, а то не было бы у нас этого счастья!» — думал я, погружаясь в сладкий дневной сон.
Проснулись мы, кажется, одновременно; я — от того, что сместившееся за время нашего сна солнце до невозможности раскалило мой ботинок. Проснулись и потянулись снова к бутербродам и остывшему уже чаю. Блаженство!
Вы можете подумать, дорогие читатели, что Блаво сотоварищи только и делают, что блаженствуют — едят да чаи гоняют, в баньке парятся да пейзажами любуются, по лесу гуляют да в озерах купаются. Но ведь мы бродим не просто так — мы привозим из экспедиций и знания, и артефакты. Я так подробно описываю наши радости, потому что без них экспедиция не была бы полной. Без великолепной баранины алтайских пастухов, меда дедушки Вахрамея, Мессингова падения в яму и потери ботинок, душистой бани Хранительницы, альпийского луга и много другого не свершились бы наши открытия. Почему? Потому что, во-первых, в мире все взаимосвязано, даже если мы не всегда это осознаем. Случайностей не бывает: я уверен в том, что, не провались Мессинг в яму, мы не пришли бы к Хранительнице. Но даже если не принимать во внимание единство вибраций всего во Вселенной, весь мой колоссальный полевой опыт показывает, что земля открывает свои тайны лишь тем, кто готов ее принять и полюбить, кто готов жить вместе с ней, тем, кто хочет настроить вибрации своего организма на энергию земли. Этот настрой как раз и создавали теплый хлеб и мед, и баранина на костре, и альпийский луг, и прочие радости, а также все многочисленные трудности нашей экспедиции.
