Юра и Алина, хотя правильнее — Алина и Юра, повторяли судьбу многих и многих эмигрантских семей — в начале ульпан, отсутствие работы, депрессия — даже Алина на одном этапе дрогнула, но дальнейшее было не совсем типичным.
Алина, имея достаточный врачебный стаж, утвердила свой диплом и через родственников сумела получить работу в госпитале. Там тоже были причины для депрессий — Алину вначале, как говорится, не приняли — пытались поручать канцелярскую или неквалифицированную работу (моя жена тоже прошла через этот этап, но уже в Южной Африке). Огромной проблемой на первых порах был языковой барьер — врачи на планерках, совещаниях переходили с английского на иврит и обратно, конечно же не заботясь о том, что Алина иврит знала не слишком хорошо. Нужно знать Алину — она добивалась своего и добилась, но конечно не сразу — где-то за пределами нашей жизни в Израиле.
Юра тоже нашел работу, и тоже через родственников. Они устроили его на какой-то завод ночным сторожем. Работал он почти каждый день, по 12 часов, спать на работе, как это водилось среди русских сторожей было нельзя — каждые 15 или 20 минут в разных точках звонил телефон и Юра должен был снимать трубку — демонстрировать свое бодрствование (чудеса израильской автоматики). Он систематически недосыпал (днем нужно было заменять работающую Алину в домашнем хозяйстве), стал иногда погружаться в какое-то странное оцепенение, спать наяву. Но работы своей не бросал и даже гордился ею.
Кроме того, еще до их приезда родственники сняли для них квартиру — сравнительно недорогую и в самом центре Моцкина — в условиях жилищного кризиса того времени, когда над олимами маячил призрак караванов, это было много.
Вы знаете, что такое «караван»? Верблюды, уныло шагающие по пустыне? Известная джазовая композиция?
В Израиле это значило — жильё, индивидуальный барак-вагон с минимальными, но необходимыми удобствами внутри — душ, санузел, микрокухня и даже что-то вроде гостиной. Когда после 6 месяцев новоприбывшие эмигранты лишались субсидии на съем жилья, те кто не работал, а таких было большинство, вынуждены были переселяться в караваны. Иногда это делалось насильно, по требованию домохозяина.
На нашей улице, из дома напротив увозили в караванный посёлок пожилую женщину, которая не могла платить за квартиру. Муниципальные рабочие грузили в машину её нехитрые пожитки, а она кричала. Даже плачем назвать этот крик отчаяния, призыв о какой-то неведомой помощи было нельзя, но кто ей мог помочь — мы сжались в своих съемных квартирах и слышали в крике только предупреждение о собственной возможной судьбе.
