В русалок сержант Антипенков не верил, как и в домовых с лешими, потому прыгнувшего на него из темноты человека встретил не крестным знамением, а ударом железной лопаты.
— Тревога, братцы!
Нападавший (а как понимать иначе?) упал без звука, но шагах в десяти впереди послышался щелчок и вспыхнул порох на полке пистолета. Или ружья, один хрен не видно. Артиллерист упал на колени… промах… и тут же загрохотали выстрелы со всех сторон.
— Тревога! — повторил сержант, хотя вряд ли кто-то не сообразил.
На крик прилетели сразу две пули — первая выбила лопату, а вторая обожгла плечо. Вообще-то стреляло не меньше полудюжины и почти в упор… кривые руки из задницы растут? Ладно ещё, в этот момент сержант потянулся за отлетевшим в сторону оружием, то есть лопатой. А что, при умелом-то обращении… Палили на голос, и если бы не раскоряченная поза, то вырытую яму вполне можно было использовать как могилу. Когда, кстати, из неё выскочить успел?
На приткнувшемся к берегу «Гусаре» частые вспышки — у часового на винтовке ночезрительная труба академика Ломоносова, немного усовершенствованная сестрорецкими умельцами, и выбор целей затруднений не вызывает. К превеликому сожалению она в единственном числе, как труба, так и винтовка… Подразумевалось, что канонерка является прежде всего артиллерийским кораблём, потому экипаж вооружили устаревшими ружьями, носимыми скорее из привычки и как предмет экипировки. Но, тем не менее, и они затявкали в ответ. В ответ кому? Непонятно…
— Всех убью, один останусь! — мощный голос министра Белякова смог бы перекрыть и орудийную пальбу. — Круши в хузары!
Артиллерист всегда одобрял Александра Фёдоровича как человека солидного, обстоятельного и справедливого, поэтому долго не раздумывал, а подхватил лопату и широкими скачками кинулся на шум разгорающейся рукопашной схватки.
— Руби их в песи, братцы!
— Мать твою об якорь и ей же им же! — выдохнул Денис Давыдов, пропуская над головой приклад допотопной фузеи, и в ответ достал обидчика по ногам кончиком короткой абордажной сабли. Хотя та носилась исключительно для форсу, но в бою оказалась куда как сподручнее длинной шпаги.
Впрочем, полуторааршинный вертел, которым орудовал громко матерящийся Александр Фёдорович Беляков, тоже имел определённые достоинства. Интересно, как он в темноте отличает своих от чужих? В то, что министр бьёт всех подряд, верить не хотелось. Сам лейтенант действовал от обороны, да и то пару раз в последний момент чудом получалось сдержать удар, поворачивая клинок плашмя. Ничего, дубовая голова от тренировок только крепче становится.
