Как позже мы узнали: в Ростове из 47 тысяч домов было разрушено около 18 тысяч, то есть третья часть.
Л. ВВЕДЕНСКАЯ. Я вернулась в Ростов из эвакуации в марте 43-го года. И пришла в ужас. Когда я впервые перед войной попала сюда, влюбилась в этот прекрасный южный город. А сейчас он выглядел страшно. Весь центр был разрушен. Стояли коробки домов, зияли пустые окна. Люди рассказывали, в каких невыносимых условиях они жили. Но были и комические случаи. Одна женщина, она была музыкантом, говорила мне: у нее на постое расположились немцы и часто просили сыграть им что-нибудь и спеть. А по-русски они ничего не понимали. И она под веселую мелодию распевала им: «Как я вас всех ненавижу! Чтобы вы все подохли!» Они хлопали, благодарили. И она была рада, что хоть чем-то могла себя поддержать.
Ю. ТУРБИНА. После освобождения Ростова мы с подружкой Зоей Тимофеевой работали в эвакогоспитале на 6-й линии. Он и ныне госпиталь инвалидов войны. Весь вестибюль был забит ранеными, была очередь. Лежали раненые на соломе, больше там постелить нечего было. Перевязочного материала не хватало. Мы после своей смены забирали бинты домой, они были вшивые, мы их отваривали, скатывали. Работали тогда, не покладая рук и не считаясь ни с чем.
Мы досыта на себе испытали вся тяготы оккупации, потому, когда пришла Красная Армия, наша власть, у людей был подъем. Мы работали на восстановлении родного города и восстановили его в кратчайшие сроки. Хотя зарплату мы получали очень мизерную — 450–600 рублей. Первое время никаких магазинов не было. Были карточки: на хлеб, подсолнечное масло, макаронные изделия, крупы, сахар, если его не хватало, давали какие-то кондитерские изделия: пряники, печенье или конфеты. Но все продукты были лимитированы. Естественно, их не хватало, фронт-то ведь был недалеко. Я получала продукты на Кировском, там, где сейчас магазин овощной угловой. Все были прикреплены по районам. Я знала, если мы хлеб получим по карточкам, чтобы выжить, его нужно было обменять. Я продавала хлебный паек, покупала кукурузную или пшеничную муку и варила для того, чтобы еды было побольше. У меня еще был маленький братик, на 10 лет младше меня. Было много рыбы, ее глушили в Дону, но не было соли. Это был страшный дефицит — она стоила 40 рублей стакан на рынке.
Ш. ЧАГАЕВ. На Ростов-горе было много товарных складов, там находился железнодорожный узел, это район улицы Мечникова, Комсомольской площади. Там стояли немецкие составы, полные обуви, амуниции, продуктов. Лишь немцы ушли, их грабили, как только могли, с февраля до апреля. На всех вагонах наши, когда пришли, написали: «Заминировано!» Но народ очень просто решал вопрос: стоит вагон, его надо открыть, брали огромное бревно, бросали на дверь, смотрели, нет ли какой-нибудь проволочки. Орудовали, пока дверь не взрывалась, или же видели: мин здесь нет. Народ в этих вопросах был уже образованный самой войной. Немцы вообще-то хотели эти вагоны сжечь, да, видно, не успели, запалили пару — и все. Потом войска НКВД починили железнодорожный путь и отвели вагоны в Нахичевань-Донскую. Там их оцепила охрана.
