А регистрироваться нужно было обязательно. Захожу. В большом зале стоит несколько столов. И нужно было переходить от одного к другому. Людей много. Я прошла один стол, что-то мне написали на бумажке, т. е. документ уже отметили. Смотрю коридор. Я потихоньку — туда. Это как раз был выход на Социалистическую. А у меня в квартале оттуда жила подруга. Я к ней побежала. Мне показалось, что я бежала целую вечность. Думая: лишь бы никто не окликнул, не остановил… Три дня, не вставая, я лежала у нее на полу. Пронесло.
Как только немцев вышибли из города, я пошла пешком в деревню и привела Веру. У нее до сих пор на свидетельстве о рождении стоит штамп о ее смерти.
Е. ДЖИЧОЕВА. Иногда мы с мамой ходили гулять по городу. И вот как-то попали в Кировский сквер. Памятник Кирову лежал на земле, его поднятая рука была устремлена в небо — он лежал на спине. И в глазницах стояла дождевая вода, а казалось, он плакал…
В. ЛЕМЕШЕВ. Отца выдали дворовые, его забрали в тюрьму и потом там расстреляли, хотя он был инвалидом. Мама ушла на менку и пришла только через два месяца. Нужно было жить самому, так началась моя самостоятельная жизнь. Мы с моими закадычными друзьями Ваней Селигениным, Володей Чеботаревым ходили на промыслы. Началось у нас добывание еды, и мы везде шастали в ее поисках. У нас, ребят, была коммуна, община. Все вместе добывали и ели вместе. Дома нас никто не ждал. В глубине нашего двора, а это были дома энергетиков на Семашко, была будка. Это был наш штаб. Из рогаток убивали воробьев. Иной раз и голубь перепадал. На штыках их жарили. Варили кашу. Получался роскошный харч. Нас спасала находчивость. У нас были гранаты и толовые шашки, и мы ходили подальше на реку, за Заречную, глушить рыбу. Правда, несколько ребят из-за неосторожности погибло, покалечилось. Взрывчатка — вещь не для детей. Но учились, жизнь заставляла. Когда пришла мама, ее на работу из-за ареста отца не брали, ни на какую — даже уборщицей. Я все научился делать своими руками. В столярке кое-что соображал. Электродело рано узнал — от отца. И тоже, как и он, мечтал стать электриком. Любил рисовать, лепить — все это пригодилось. Делал ножики, коптилки. Как-то прикатил с друзьями рулон бумаги. И стали сшивать тетрадки. А мне-то всего девять лет!
А. КАРАПЕТЯН. Мы, мальчишки, помогали женщинам возить вещи на менку: в Александровку, до Багаевки. Собирается их 10–15, и мы, тачечники. Вот эпизод. Премся по пыльной дороге. Скачут навстречу два немца на лошадях — цок, цок… Останавливаются, смотрят на женщин. А те надевали косынки по самые глаза, размазывали лица, чтобы пострашнее выглядеть да постарее. Немец выбрал одну — и в хату. Писк, крик. Он ее изнасиловал, а второй рядом стоит с нами, караулит вроде. Она вышла, обтрусилась. Женщины ее пожалели. Поплакала она, и мы дальше двинулись.
