Но надо же как-то искать выход из положения. Я поворачиваюсь к одному: «Пан! Нике партизан, никс коммунист. Я могу кофе приготовить». А у него пистолет под рукой лежит. Он шарах. Пуля у меня над ухом — тю-ю-ю и еще раз — тю-ю-ю. Я чуть не оглох. А ему удовольствие меня пугать. Сосед мне: «Молчи! А то поубивают!». А руки уже держать над головой сил нет.
А Яков, которого немцы тоже приволокли из коридора во двор, оказался еще жив. Лежит на спине, дышит и шепчет: пить, пить. И рядом с ним красноармейская каска валяется. Я немцу: «Пан, вассер», — показываю на Якова. Он снова за пистолет и над моим ухом — раз-два. Другой подходит и прямо в лоб Якову выстрелил. Он только брыкнулся.
В это время во двор заходят эти самые танкисты. И показывают знаками, что им нужно сделать гроб, нужен плотник. Я опять: «Я знаю, где плотник живет». Привел я туда немца. А это был не плотник, а столяр. Он лежал под кроватью. Стояли кирпичи под сеткой, все ночами спали под кроватями, боялись бомбежек. Кое-как из дверей, каких-то досок состряпали два гроба, я активно помогал. Не стоять же у стенки.
Эсэсовцы кофе попили и уехали. Танкисты же нам не мстили. Война идет, причем же здесь мирные жители. Выкопали мы у себя во дворе яму и засыпали землей наших солдат. А Якова отнесли в парк и похоронили там, где наших бойцов закапывали после первой оккупации.
А немцы своих танкистов похоронили у входа в нахичеванский рынок. Там сейчас на площадке киоски стоят. Поставили кресты и повесили каски. Это были первые могилы оккупантов. Потом их там стало целое кладбище.
В. КОТЛЯРОВА. Вторая оккупация немцев тоже была внезапной. Самые первые детские впечатления, а мне было в 42-м 8 лет, врезались в память. Немцы купаются у нас во дворе. Был жаркий день, и они плескались у колонки голые. Нисколько нас не стесняясь. И еще запомнились их огромные лошади. Они их тоже мыли. Потом они поставили в Кировском скверике деревянные настилы для уборной. И не стали делать загородку. Усядутся, выставят голые задницы. Они нас вообще за людей не считали — как говорила мама.
А мне дед рассказывал, что в этом скверике у немцев в 1918 году было кладбище. А нынешние этого, конечно, не знали. Вот дед и говорил: «Пусть теперь они на могилах своих соотечественников в уборную ходят».
А. КАРАПЕТЯН. Через два дня приходит наш родственник с 6-й линии и говорит: «Командиры просят тебя, Артем, к ним прийти». Я пришел. Спрашивают: «Где наше оружие?» Они, наконец, протрезвели и поняли, что у них один выход — выбираться из города. Комиссар им стал читать «политику». Мы коммунисты, билеты свои не порвали, будем уходить каким-то образом. Говорит мне: «Уходя, мы выбросили в подвал сейф из эмки и спрятали его в тряпках, на тебе ключ. Там деньги и документы. Деньги возьми себе, а документы и оружие принеси нам».
