Мне удалось сбежать — соседка помогла. Мы идем по улице, а немец нас сопровождает. Я увидел ее и подвинулся к краю колонны, она подошла ко мне, о чем-то там болтает, а сама меня под руку взяла. Когда немец отвернулся, она меня — раз и вытащила из этой колонны. А отец, дедушка и дядька так и пошли. Их потом послали за Дон.
25-го утром немцы уже навели понтонную переправу через Дон, и машины и пехота устремились на юг.
Ш. ЧАГАЕВ. В июле 42-го я наблюдал воздушный бой над Ростовом, над Олимпиадовкой, в районе Ленгородка. Схватились четыре «Мессершмидта» и два наших ЯКа, такие «верткие» самолеты. Уходили наши бомбардировщики, и два истребителя прикрывали их. Самолеты то взмывали, то устремлялись вниз. Сначала наши подбили один «Мессершмидт», тот задымился и пошел в сторону Гниловской. Один «Мессершмидт» успел в это время подняться выше, другой был внизу. Они начали расстреливать ЯКов. Один загорелся, а другой ушел сам, чувствовал, что ему не справиться с тремя, да и наши бомбардировщики уже улетели. А подбитый ЯК кружил-кружил, задымился. Сначала взмыл вверх, а потом резко пошел вниз, весь в клубах огня и дыма. Он врезался в насыпь между гвоздильным заводом «Пролетарский молот» и бывшим переездом, там сейчас находятся вагоноремонтные мастерские. Летчик выпрыгнул, а спасся он или нет — не знаю. Самолет весь ушел в насыпь, только хвост торчал. Наши, когда вернулись, срезали его, а самолет до сих пор в земле находится. 25 июля на нашей улице началась грабиловка. Опыт у всех был после первой оккупации. Недалеко от нас находился завод «Вулканид», там выпускали разные детали для автотранспорта. Все с наших улиц Дальневосточной и Некрасовской устремились туда. Они непосредственно выходили к этому заводу. Сейчас этот завод называется «Стройкерамика». Двигались туда старики, старухи с тачками, с сумками. Тащили все, что было возможно. Одна девчонка, моя соседка, взяла всего-навсего два портрета — Ленина и Сталина, в таких дешевеньких рамочках. И вот она их прижала к себе и тянет домой. Дотащила до нашего дома. Выскочила одна бабка, ее звали Прохоровна. И кричит: «Ты что несешь?» А та отвечает: «Я хочу их спрятать». А бабушка у этой девочки была коммунистка. А в нашем районе никого не выдавали. Но дома девчонка получила, видимо, нахлобучку, вытащила эти портреты и поставила возле нашего дерева. А все хорошо знали, что за эти портреты можно поплатиться жизнью. Я с дружком взял эти портреты и перенес к следующему дому. Соседи передвинули их еще дальше. Таким образом они дошли до самого конца нашей улицы. Ведь никто их не мог уничтожить — немцев-то еще не было. Когда появились самые первые немецкие мотоциклисты, забрали портреты. Сначала у них был восторг телячий. Но ни стрелять в них, ни рвать их они не стали, положили в коляску и увезли.
