Мы жили в Рабочем городке рядом с железной дорогой и ее часто бомбили. Мне уже потом летчики рассказывали, что бомбить ее очень трудно — много бомб сыпалось на ближайшие дома. У меня в притолоке над дверью до сих пор осколок торчит. Стал я недавно там что-то подправлять и руку поранил. Думал, гвоздь, а потом смотрю — кусочек железа. Однажды бомбежка началась так неожиданно, что мама (Татьяна Трофимовна ее звали) не успела снять с плиты кастрюлю. Вспомнили о ней уже в подвале. Я и говорю: дай я сбегаю и сниму ее. Бомбежка бомбежкой, а еда ценилась высоко, вдруг все подгорит. Вроде бы притихло немного, я и выскочил. А в это время новая волна налета. Бомбы стали падать где-то рядом, и дверь наша на петлях болтается туда-сюда — от взрывной волны. Скрип стоит страшный. И вот что меня поразило: я боялся не бомб, а почему-то этой двери. Ухватился за нее, повис и стараюсь остановить. А она вместе со мной раскачивается, а я все о стенку стукаюсь…
Т. ХАЗАГЕРОВ. 22 июня 42-го года была жуткая бомбежка. Может быть, немцы так хотели отметить годовщину войны. Это случилось часов в 16–17. На улицах было много гуляющих. А наша служба противовоздушной обороны не успела дать сигнал тревоги. Бомбы упали в районе горсада прямо в толпу людей. Было очень много трупов. На телегах везли кровавое месиво. Страшно смотреть было! Какова была цель такой бомбежки? Трудно сказать. Никаких важных военных объектов рядом не было. Наверное, чтобы запугать людей.
В. ЛЕМЕШЕВ. Когда бомбили железную дорогу, то иногда бомбы попадали в составы со снарядами. Вот тогда были чудовищные взрывы. Земля тряслась, и все было в громадном зареве. Колеса, куски вагонов долетали чуть ли не до Красноармейской. Если такой кусок железа упадет на хату — хате привет.
Л. ВВЕДЕНСКАЯ. В наш дом попала большая бомба, убило двух стариков. И мы переселились в здание, где сейчас находится гостиница «Южная», тогда это был жилой дом. Там были необычайно глубокие подвалы. К середине лета город стали бомбить все чаще и чаще. Всех родственников работников гарнизона эвакуировали. Я уезжала последней. Вернее, меня увезли. Чуть ли не в ковер завернули. Я уговаривала уехать со мной двух старичков, наших соседей. Они — ни в какую: «Тут и умрем!».
А. КАРАПЕТЯН. На нашей улице стояла медицинская машина госпиталя. Это было перед вступлением немцев в Ростов в июле 42-го. А тут налет. В это время хирург делал какую-то операцию. Самолет прострелил очередью эту машину. Врача всего распотрошило, а санитарку убило сразу. Я открываю дверь, а он кричит: «Дайте мне яду!». Понимает, что рана смертельная, чтобы не мучиться. Увидел меня: «Пойди, возьми такой-то пузырек». А откуда я знаю, что там, где написано. Посмотрел — ничего что он сказал, не нашел. И никто больше к нему так и не подошел. Немцы пришли, а он уже мертвый лежал.
