— Давай-ка, например, в воскресенье… или нет, я сам к тебе зайду. — Радостно сияя, он наконец отступил от автомобиля. — Значит, заметано: вечером в воскресенье. А то все дела, дела. Отдохнуть хочу!
Отъехал Кувшин-Варень уже такой весь раздувшийся, что еле за рулем умещался. А меня распирал смех. А может, плач. Потому что хоть он и мудак мудаком, но мне его было жалко.
— Выволочку небось получил? Дело житейское, — проговорил он, искоса на меня глянув. — Повезло еще, что обошлось словами.
— Выволочку, да, — сказал я. — Повезло.
— Что думаешь, это он просто так? Насчет ко мне зайти. Думаешь, мы с ним не кореша?
Я покачал головой. Ничего я такого не думаю. Конечно, Босс к тебе зайдет. Посидите, покалякаете вечером в воскресенье.
С убийством самое паршивое это то, что совершить его до безобразия легко. Без единой мысли все обставляешь, подбираешься вплотную. Тут бы подумать, ан нет: делать-то проще!
…Кувшин-Вареню я сказал, что в центр еду на метро, и он довез меня до станции «Квинс-Плаза». Остановить машину я велел в тени надземки и говорю:
— Слушай, Кувшин-Варень, я дико извиняюсь. Ты ведь меня простишь, ладно?
Будучи до сих пор вне себя от счастья, он протягивает руку и говорит:
— О чем речь, братэлла! Раз ты ко мне так, дык и я, что ж…
Его правую руку я зажал коленями. Схватил его за пальцы левой, заломил их назад и выщелкнул нож.
— Го-гос-споди… — Его глаза полезли из орбит, а рот раскрылся широко, как кошелка; по подбородку побежала толстая, блестящая струя слюны. — Чтот-ты-дела… а-а-х-х-х…
Шею я ему почикал крепко. Чуть кадык к хренам собачьим не вырезал. Вынул из его нагрудного кармана носовой платок, вытер руки и нож и положил нож ему в карман. (Все для людей: пусть покумекают.) Потом спихнул его с сиденья на пол, сел в поезд и уехал на Манхэттен.
Однако не успел доехать до следующей станции, чувствую: ну я дура-а-ак!
Кувшин-Варень… Ведь ему было что рассказать! Я мог заставить его говорить — рассказать то, что может означать для меня жизнь или смерть. А теперь все — не расскажет.
Его брат!.. КАКОЙ К ЧЕРТУ БРАТ! Я почти что вслух это выкрикнул; нет, кажется, и впрямь произнес вслух. Но там, на переднем сиденье, я был сам не свой. Сказано — сделано, главное, шито-крыто. Люди меня, вообще-то говоря, в упор не замечают. Быть может, в этом и причина того, что я…
Его брата… Детройт сорок второго года… подробностей не знаю… Не знает он! Босс, да не знает! Прикинь, да? Как будто, когда он привлекал Кувшин-Вареня к этому делу, не узнал предварительно о нем все, что только можно, вплоть до последней сраной ерундовины!
