Весьма характерным является разговор, который Белоусов имел со мной в моей комнате:
Б. — Вы собственно что тут делаете? Вы получаете чертово жалованье, почти 18.000 рублей ежегодно, а что вы делаете? Вы сидите на американском кресле и вертитесь. Ведь это не искусство!
Я. — Да, тов. Белоусов, но ведь и вам в прошлом году, как мне известно, также уплачено было 17.000 рублей заработной платы.
Б. — Ведь я же высоко квалифицированный рабочий, я же «лекальщик», я изготовляю точные инструменты. Ведь это совершенно другое дело. А вы то что знаете?
Я. — Тов. Белоусов, хотя я и окончил два факультета, говорю на нескольких иностранных языках, имею долголетний коммерчески стаж и кроме того, был присяжным поверенным, но вы совершенно правы, я здесь действительно излишен. Сделайте для меня одолжение и увольте меня. Ведь вы же знаете, без вашего разрешения я не вправе оставить эту должность.
Депутация дружественно согласилась уволить меня. Мне предоставлено было право немедленного ухода, и 3 (16) марта 1918 года я перестал быть директором торгового отдела Шуваловского Общества.
Забастовка банковских служащих
Общее положение между тем стало весьма затруднительным. Немедленно после начала октябрьской революции последовала общая забастовка государственных служащих. К этой всеобщей забастовке, кроме служащих Государственного Банка, присоединились и все служащие частных банков.
Новому правительству пришлось поэтому бороться с огромными затруднениями, и теперь представляется почти непонятным, как ему удалось эти затруднения преодолеть и просуществовать в течение первых месяцев без опытного состава чиновников.
Нервом всякой государственной власти являются деньги. Государственному Банку в Петербурге, следовательно, необходимо было работать при всех обстоятельствах. Из состава служащих Государственного Банка лишь низшие служащие (артельщики, счетоводы и т. д.) приступили к работе после октябрьской революции, остальные должности пришлось поневоле замещать партийными людьми, приносившими с собой, правда, добрую волю и прилежание, но не имевшими ни малейшего понятия о деле.
С самого начала октябрьской революции я — вопреки моей политической ориентации, отделявшей меня от нового правительства — был убежденным противником саботажа государственных служащих. Я счел бы целесообразным, если бы служащие главнейших государственных учреждений протестовали путем однодневной или двухдневной демонстративной забастовки против грубейшего попрания демократических свобод. Но забастовку государственных служащих, объявленную на неопределенный срок, я считал не только совершенно бесцельной и непригодной в качестве средства борьбы против нового правительства, но и чрезвычайно вредной, как для интересов всей страны, так и для интересов самих бастующих.
