Она тогда отвлекла внимание больного от зеркала, поманив его сахарным печеньем (безотказное средство переключения реальностей, неизменно возвращающее Ганса в здесь-и-теперь), помогла улечься в постель, скормив ему вместе с печеньем двойную дозу мелперона. И задумалась — в который раз! — над тем, как прихотливо блуждает в лабиринтах прошлого помраченное сознание. Ей, конечно же, известно, что неуклонное стирание всех отпечатков реального мира характерно для болезни Ганса, в основе которой процесс прогрессирующей гибели нейронов. Впервые описанный Альцгеймером вид слабоумия весьма распространен здесь, в Германии; полгода назад умер их сосед Пауль, такой же утративший память старик, к тому же одержимый страстью к бродяжничеству, его брату-пенсионеру приходилось с ним нелегко. Ральфу тоже хватило бы хлопот с собственным отцом, если бы не она, Лариса. Время от времени погибающие нейроны Ганса, толчками прорывающие плотную пленку беспамятства, — так рыба выбрасывается на берег из отравленного водоема, — выносят на поверхность те или иные небьющиеся осколки. “Зиг Хайль…” Ну а ты чего хотела — чтобы он затянул “Вставай, страна огромная”?..
О том, как все начиналось, она знает по рассказам Ральфа. Когда Ральф Крауз, второй по счету законный ее супруг, привез сюда ее со Светкой, которую решил удочерить, Гансов маразм уже цвел пышным цветом, хищно расправляя свои лепестки цвета сумерек. Еще пять лет назад, говорил Ральф, Ганс был добродушным старичком с белым пухом на темени и младенчески ясным взглядом за стеклами очков. Все свободное время он проводил в курятнике: разведение кур было его страстью. На своем “фольксвагене” ездил в ближайший город, Эбенсфелд, где продавал яйца несушек знакомым пенсионеркам, с которыми коротал тихие вечера за чашкой кофе. Сумерки разума начались вполне безобидно: старик стал забывать дни рождения родственников и даты оплаты счетов. К вечеру забывал о том, что утром стригся в парикмахерской или сдавал у врача кровь на анализ; ближайшие дни кто-то словно аккуратно вынимал из ячеек, и лакуны памяти пустели. И пока Ральф описывал ей казусы, происходившие с отцом в банке и в супермаркете, она вспомнила о том, что древнегреческое слово “а-летейя”, то есть истина, буквально означает “отсутствие забвения”. Утратив память, неизбежно теряешь истину. К примеру, больной хворью Альцгеймера мгновенно забывает то, что было вчера, зато события, которые произошли полвека назад, предстают перед ним как никогда ярко. Он теряет способность складывать буквы в слова, даже если был первым учеником в школе, не осознает, когда к нему обращаются, перестает узнавать знакомые лица; ткань бытия, состоящая из привычек, расплетается, как прогнивший гамак, и человек проваливается в пустоту. В финале происходит распад всех навыков, остаются лишь примитивные рефлексы. Все это разъяснил им психиатр, на прием к которому они с Ральфом возили Ганса; и еще ей запомнилось, что разные проявления этой болезни носят неожиданно красивые греческие названия: агнозия, афазия, апраксия — три сестры, три антипода Мнемозины.
