"7,62, два автомата, – машинально отметил Сан Саныч по характерной звуковой какофонии калибр и количество оружия, и подосадовал: – А тут всё, чем есть ответить, кукиш в кармане…" – из восемнадцати находившихся в гостинице офицеров – оружия не имел никто.
Мысли разбегались, но тело уже действовало само, без участия сознания.
Майор сноровисто столкнул с кровати укрывавшее его одеяло, перевернул, придержав в полёте за край и, убедившись, что его полотнище достаточно развернулось и накрывает большинство рассыпанных по полу осколков, скатился прямо на него. На четвереньках, по-крабьи, метнулся к двери. Привстав, нащупал дверную ручку, рванул её на себя и, вспомнив о своих соседях по комнате, обернулся:
– Не высовывайтесь, мужики! Я за автоматом!
Вспышки света за дверью ослепили Сан Саныча, и он непроизвольно замер, приучая глаза к яркому освещению. Судя по всему, одна из шальных пуль попала в проводку или в дроссель, и коридорные лампы дневного света мигали в ритме сбесившегося дискотечного стробоскопа.
Очередная вспышка обозначила застывшую в открытом дверном проёме фигуру офицера, и невидимые стрелки, не мешкая, перенесли огонь на неё...
Дверной косяк слева от Сан Саныча сухо треснул, и вместе с этим звуком он ощутил как что-то хищное, неумолимо-твёрдое и острое впилось ему в шею. Голова, плечо, а затем и вся левая сторона тела быстро отяжелели, и майор, с ужасом ощутив наступающую одеревенелость и частую, разбегающуюся от раны, волну иголочных уколов, завалился вперёд.
"Вот и всё! – подумал он отстранённо. – Убили! Господи, как всё отвратительно, как глупо!"
Упав, Сан Саныч продолжил прислушиваться к собственным ощущениям. К его удивлению, в голове продолжали мелькать тени каких-то обрывочных, изрядно сдобренных матом мыслей. Присутствия ангелов или чертей не ощущалось.
Правым, прижатым к полу, глазом майор ничего не видел. Но левым, в очередной вспышке света, он вдруг в мельчайших деталях разглядел удивительно чёткую картинку – ровный стык половых досок. С тремя огромными рифлеными гвоздевыми шляпками, окрашенными той же, почти стёршейся, тёмно-коричневой матовой эмалью, что и весь остальной пол.
"Наверное, когда полы стелили, плотникам гвоздей не подвезли, – отметил он про себя, – вот и бульбенили пол, чем придётся, даже до шиферных гвоздей добрались".
И тут же опомнился: "Умираю, а в голову всякая срань лезет!"
Нахлынувшая злость придала сил. Преодолевая слабость, Сан Саныч выпростал из-под себя левую руку и нащупал толстый хвост глубоко засевшей в шее щепки. Шальная пуля выбила из дверного косяка довольно приличный деревянный сколок, и теперь он надёжно заткнул дыру в шее майора, которую сам же и проделал.
