Еще одно смещение мачты рассеяло призраки, но не его вину. Затем тяжелая мачта приподнялась. Голландец почувствовал, как давление стало меньше, а потом и исчезло. Это улетел обломок, придавивший его.
В отчаянии он пытался ухватиться за изломанную, искореженную палубу своей единственной здоровой рукой. Но дерево крошилось, и Голландца сорвало с корабля. Беспомощно он смотрел, как «Отчаяние» уменьшается в размерах.
Силы, окружающие его, молотили и кидали израненное тело, быстро столкнув его за предел той боли, что можно вынести.
Мальстрем поглотил его, а через мгновение и то, что осталось от корабля. Затем исчезла гигантская утроба, не оставив и следа своего существования… или существования своих жертв.
А вот и школа. Здесь должна быть та, кого он ищет.
Гилбрин отыскал для своего видавшего виды темно-синего «„додж“а» местечко на парковочной стоянке для гостей, хотя он не мог себе представить, кому, кроме обеспокоенных родителей, придет в голову явиться с визитом в школу.
Однако он-то явился, в кои веки парковка послужит своему назначению. Гилбрин знал, ему повезло, что хоть одно место оказалось свободным. Особенно если вспомнить, как и сам он, еще несколько лет назад студент такого же заведения, частенько при необходимости оставлял машину на такой вот стоянке. Лишь бы поближе.
Он вышел из машины, маленький жилистый парень с лицом юным и старым одновременно, может, около тридцати, а может, и нет. Черты лица Гилбрина, красивые и выразительные, во множестве привлекали женские взгляды: волевой подбородок, короткий нос хорошей лепки, блестящие зеленые глаза, светлые волосы с пробором сбоку. Несколько локонов падало на лоб, а сзади они свободной волной спускались на воротник золотисто-оранжевой ветровки. Сейчас он был чисто выбрит, хотя временами любил отпускать усы.
Ослепительно алая футболка и голубые джинсы довершали наряд. Кроссовки были ярко-оранжевыми. Гилбрин был не из тех, кому нравится проскользнуть незамеченным, если обстоятельства позволяли.
Бартлет, Аврора, Данди, Шромбург — это лишь четыре из того царства пригородов, что он обыскал за последний месяц. Когда он покинул родные пенаты Шампани, штат Иллинойс, оставляя за спиной точно выверенную степень возникающей пустоты, с собой Гилбрин прихватил ложную веру в собственную репутацию, вернее ту, что была у него давным-давно, дома. В начале.
С тех самых пор Странствия учили его иному, но до Гилбрина не шибко это доходило, когда дело касалось его самого.
