— Это дело находится под особым контролем.
Рэй приподнял бровь:
— Почему это?
— Лэндри взялся за него как следует.
— Почему?
— Ты же знаешь, какой он, — сказал Лагранж. — У него зуб на семью Мессина. Мне кажется, он хочет раскрутить из этого дела еще один громкий процесс о коррупции в полиции.
— Он мне сказал, что больше не работает в отделе внутренних расследований.
— Ты разговаривал с ним? — удивился Лагранж.
— Ну типа того. Он мне врезал.
Джимми выпрямился.
— Что он тебе сделал?
— Я упомянул его папочку.
— А, ну тогда понятно, — понимающе протянул Лагранж. — Лэндри, весь из себя такой сдержанный, страшно бесится, если говорят о его старике. У него прямо дым из задницы валить начинает.
— Да хрен с ним, — махнул рукой Рэй.
Лагранж побарабанил пальцами по столу.
— Как там его отец?
Рэй отхлебнул кофе. На вкус он был дерьмовый.
— Он заболел где-то за год до того, как я вышел. Его перевели в лазарет для заключенных в Спрингфилде, и больше я ничего о нем не слышал.
— Рак?
Рэй кивнул:
— Рак толстой кишки.
Джимми помолчал, глядя в свою чашку.
— Когда предъявили официальное обвинение и вас арестовали, у меня тоже начались проблемы с желудком. Я имею в виду настоящие проблемы — я заболел. Меня рвало каждые полчаса. Что я мог сделать? Явиться к федералам и сказать им: «Привет, ребята! Вы забыли про меня»?
— Мы все делаем свой выбор, Джимми. И все потом с ним живем.
Оба замолчали. Джимми, чтобы заполнить паузу, принялся за свою булочку. Прожевав, он сказал:
— С этим делом все происходит очень быстро. Экспертизы, анализы, данные по АБИС.[2]
— Что еще за АБИС?
Лагранж выдохнул:
— Тебя долго не было.
— Я был в тюрьме, — сказал Рэй. — Там, где и ты бы оказался, если бы не треснул по башке того пьяницу на Бурбон-стрит.
Да, можно было сказать, что детектив Джимми Лагранж вытащил счастливый билет в лотерее. Только еще лучше. По чистейшей случайности он сломал руку и находился в шестидесятидневном отпуске по нетрудоспособности как раз тогда, когда ФБР закрутило это дело с прослушиванием телефонов. Из шести человек, работавших в полиции нравов, он оказался единственным, кто не попал за решетку.
— Рэй, если бы только я мог что-то сделать, — сказал Джимми. — Хоть что-нибудь. Я говорил с адвокатом, хотел нанять его, чтобы помочь вам, но он сказал, что все бесполезно. — Он отхлебнул эспрессо. — Я каждую минуту ждал, что они придут и за мной. Самое ужасное, что я на своем веку пережил, — это день, когда тебя, сержанта Лэндри и других ребят выводили из здания суда в наручниках.
