По двору бродили куры, больше никакой живности не видать. Папаша Джинкс посылал семье с Севера деньги, и в отличие от всех прочих болотных жителей они покупали почти все, что ели, и мясо тоже, разве что кур порой резали и рыбу ловили. Кур они держали главным образом несушек, а поскольку несушки клали яйца где вздумается, приходилось за ними поглядывать, а то захочешь яичницу на завтрак, и начнутся поиски спрятанного сокровища. Я-то знаю, как оно бывает, сама дома сто раз искала спозаранку хоть одно яйцо.
Я уже входила во двор, когда из дверей вышла Джинкс, таща корзину, доверху наполненную бельем. Косички она распустила, собрала волосы на затылке и перевязала белым шнурком. Одета в синюю мужскую рубашку, в комбинезон и башмаки, в которых вместе с ней еще один человек мог уместиться.
Джинкс окликнула меня, и я потащилась за ней на задний двор, где от одного высокого столба к другому тянулась бельевая веревка. В корзине кроме белья лежали и прищепки, и мы с Джинкс в четыре руки быстро повесили белье. Быстро, но аккуратно, и, пока мы шли вдоль веревки и вешали белье, мы обсуждали наши планы.
— Я решила: я хочу поехать с вами, — начала я.
— Я тоже хотела, — ответила Джинкс, — а потом стала думать, как же мама останется одна с маленьким братиком. Сейчас, когда я не на реке, а дома, мне тут вроде бы и хорошо.
— А мне нет. Что у меня есть в жизни? Громадный дом, который вот-вот рухнет, мама-пьяница и этот придурок, от которого приходится поленом отбиваться. Я хоть думала, он мой отец, а он, оказывается, вовсе и не отец. Так что теперь у меня появились резоны, которых вчера не было.
— Чего ты говоришь? — Джинкс застыла с прищепкой в руках, так и не защелкнув ею вывешенную пару трусов. — Как это он не папаша?
— Так вот и не папаша. Есть такой человек — Брайан Коллинз, он живет в Глейдуотере, и он мой настоящий папаша. Он адвокат.
— Поди-ка!
— Правда-правда.
— Ничё себе! — изумилась Джинкс.
— Лучшее, что могло со мной случиться, — узнать, что старый засранец мне вовсе не сродни.
— Все-таки он тебя вырастил, — напомнила Джинкс.
— Нет, вырастила меня мама, покуда не залегла в постель с бальзамом, а с тех пор, как я научилась сама себе воду в кружку наливать, пожалуй, и она ничего для меня особо не делала. Короче, Джинкс: я твердо решила уехать, и уеду, с вами или без вас!
Мои слова повисли в воздухе, как мокрое белье на веревке. Мы доставали очередную вещь из корзины, вешали ее, делали шаг, доставали следующую вещь, и так пока не уперлись в дальний столб. Только тогда Джинкс снова заговорила:
