— Имей в виду: женщины, что живут здесь, они леди, им ни к чему, чтобы всякие подонки-неудачники заглядывали им под юбки. Верное средство разозлить старика, если похотливый сопляк полезет в трусы его дочерей. Не говорю уж о том, что сделает с таким наглецом их старший братец Деррик. А Деррик не из тех, с кем стоит связываться. Он парень что надо, и он не потерпит, чтобы охмуряли его сестер. Запомни, мисс Энджела и мисс Кэссиди не про тебя, слышишь?
— Вполне отчетливо,— с презрительной усмешкой ответил Бриг.
Сдались ему спесивые дочки Бьюкенена! Старшую он видел как-то в городе. Эта кокетка знала, что ее пышные формы неотразимы в своем великолепии, и напропалую флиртовала с похотливыми юнцами, что околачивались в ресторане «Приют Бургера». Младшая девчонка не отличалась яркой красотой, как ее сводная сестра, но была с гонором. Поговаривали, будто она сущий сорванец, увлекается лошадьми, а не мальчишками, и несдержанна на острый язычок. Слишком маленькая еще, от силы шестнадцать. Брига такие не интересовали.
С девицами Бьюкенен он, собственно, никогда и не общался. Старшая всю неделю проводила в Портленде, где обучалась в католической школе какого-то святого, приезжала только на уик-энды, чтобы покрасоваться перед мальчишками. Кэссиди пока была всего лишь юным своевольным созданием. И обе явно не во вкусе Брига. Его привлекали женщины зрелые, но честные, грубые, но умные, без всяких там завихрений и планов на совместную жизнь. Богатых женщин он сторонился — от них одни неприятности. Поэтому он уступал богатых девиц, которые жаждали повеселиться с каким-нибудь из отпетых парней, своему брату. Чейз обожал роскошь, дорогие машины и богатых женщин. Бригу было на все это наплевать…
Мак тем временем толковал ему о его обязанностях…
— …Так же как ворошить сено или помогать во время уборки урожая. Надо будет поставить забор вдоль речки Бродячей собаки, там, где проходит граница с участком Колдуэлла, а потом будешь работать с лошадьми. Я так понял из рассказов, что ты и задохлика можешь выходить?..
Через задние двери они вышли к открытым загонам, расположенным в тени здания. В ближайшем из них находился беспокойный двухлеток. Он высоко вскидывал голову, ноздри его трепетали при порывах сухого знойного ветра, пролетавшего над долиной, он вострил уши в сторону востока, где табуном паслись молодые кобылы. Жеребец бил копытом пересохшую землю, забрасывал назад голову, издавал тонкое призывное ржание, затем проносился из конца в конец загона, и хвост струился за ним словно рыжее знамя.
