Когда Джилл и Алан ушли, а Солт с Мэгги уселись в машину, он сказал:
— Молчите. Вы злы на Алана, на Джилл, на себя и, конечно, на меня, в том числе и потому, что день был весьма утомительный и уже очень поздно. То же самое можно сказать обо мне. У меня также был крайне тяжелый день. Поэтому — никаких разговоров. От них сейчас больше вреда, чем пользы.
Он молчал до тех пор, пока не притормозил перед дверью дома Калуорфов.
— Если завтра утром вы не очень заняты в магазине, я бы хотел, чтобы вы вместе с матерью приехали ко мне. Вы выслушаете все, что я ей скажу. Естественно, я буду вынужден говорить и о Норин.
— А как быть с отцом? Когда он сможет вернуться домой?
— Вероятно, завтра же. Но ему нужен покой. Я объясню вашему отцу, как он должен себя вести. Конечно, я не Господь Бог, а всего лишь врач. — Он наклонился, чтобы открыть для нее дверцу автомобиля. — Спокойной ночи, Мэгги. И пожалуйста, не вступайте сейчас в разговоры. С вас довольно, иначе вы просто сорветесь.
Возвращаясь домой, Солт почувствовал себя смертельно уставшим. Какой длинный день. Впрочем, таких в его жизни были сотни. Когда же он сможет наконец согреться под теплым солнцем? Но чьи длинные сильные пальцы сомкнулись на тонкой шейке Норин, чтобы она никогда не увидела больше солнца?
Глава двенадцатая
НИКТО НЕ ЛЮБИТ УПРЯМЫХ ОСЛОВ
1
Утром в пятницу Мэгги проснулась с ощущением, будто на нее давит само небо. Постепенно она разобралась в себе и поняла, что ее мучают опасения, как мать встретится с отцом и, кстати, с Солтом, что она все еще под ужасным впечатлением от рассказа о гибели Норин Уилкс, да плюс ко всему испытывает отвращение к чисто мужской тупости и упрямству Солта. Причем, чтобы признать это, ей пришлось согласиться не с кем иным, как с Джилл! Мэгги надела костюм, на котором обычно останавливала свой выбор в те дни, когда не ждала от жизни ничего хорошего. Эту двухлетней давности ошибку из твида горчичного цвета, добавлявшую Мэгги лишних килограмм семь и делавшую ее старше лет на десять.
— Зачем ты опять вырядилась в этот костюм?! — воскликнула миссис Калуорф, увидев дочь, спускающуюся к завтраку. — Он тебе совсем не идет.
— Зато отражает настроение, — пробормотала Мэгги.
Алан пообещал подбросить их с матерью к дому Солта, после чего замолчал, уплетая тосты с джемом и размышляя, очевидно, об элементарных частицах, бабочках и, конечно, о Джилл Фринтон. Зато мать щебетала без устали, будто она завтракала не с собственными детьми, а принимала целую компанию гостей. К тому же она оделась весьма изысканно. Мэгги заметила ее радостный подъем и тут же возненавидела себя за то, что не в состоянии с собой справиться, перестать дуться, угрюмо молчать и снова стать приветливой и доброжелательной. Как же трудно быть женщиной! Вряд ли об этом когда-нибудь задумывались Алан или Солт. Тем временем мать объявила, что сегодня им не придется мыть и убирать посуду после завтрака, так как по случаю возвращения отца она пригласила женщину, которая наведет чистоту и порядок во всем доме.
