Говоря это, она крепко держала его, и сквозь убывающую злость он начал чувствовать тепло ее тела под тонким платьем.
— Выпейте еще, ваша честь. Итальянский коньяк, хороший…
Она отошла к столу и зазвенела о бутылку стаканом, держа ее в левой руке, а правой стала что-то быстро писать в блокноте. Вернувшись, подала ему не стакан, а записку. «Быть может, в соседней комнате микрофон. Ты сердишься. Уходишь».
— Вряд ли я стану еще пить. У тебя тут всегда полиция шляется, когда ей вздумается?
— Но это ж ничего не значит…
— Для меня значит. Подай-ка пальто. Я не хочу здесь оставаться.
— А деньги? Вы же обещали…
— Два фунта за коньяк. Больше я тебе ничего не должен.
Подавая пальто, она показала ему еще одну записку: «Вас найдут». Крепко сжала его руку в своих — и, прежде чем открыть дверь, быстро поцеловала в щеку.
* * *
До следующей встречи прошла почти целая неделя. Работа в лаборатории пошла гораздо лучше: теперь Ян отдавал ей все свое внимание. И хотя он по-прежнему чувствовал себя в опасности — быть может, даже в большей, чем прежде, поскольку вступил в связь с подпольем, — ему стало спокойнее. Не так одиноко. Это было очень важно. Пока он не встретился с Сарой — как ни коротка оказалась их встреча, — у него не было никого, кому можно было довериться, с кем можно было поговорить о своих открытиях и сомнениях. Теперь отшельничество кончилось. Должно было кончиться; он не сомневался, что скоро контакт будет возобновлен.
С недавних пор у Яна появилось обыкновение после работы заглядывать в бар, расположенный неподалеку от лаборатории. Бармен, толстый и веселый, был большим докой по части коктейлей, дьявольские смеси мастерил. Казалось, его фантазия не знает границ, и Ян пристрастился к некоторым из его рецептов.
— Брайан, как называлась та горько-сладкая штуковина, что я тут пил пару дней назад?
— Негрони, ваша честь. Итальянский рецепт. Вам приготовить?
— Будь добр. Похоже, что негрони — отличное средство от любых стрессов.
Ян потягивал свой коктейль, все еще размышляя о схемах для системы ориентации солнечных батарей, когда кто-то сел на соседний табурет у стойки. Женщина. Это он понял, когда по руке скользнула пушистая норковая шуба. Голос показался очень знакомым, но выговор был совершенно чужой:
— Боже мой, это же Ян! Ведь ты Ян Кулозик, верно?
Это оказалась Сара, но совершенно незнакомая Сара. Косметика и платье были под стать шубе и манере говорить.
— О, хэлло!.. — Больше ничего он из себя не смог выдавить.
