-- Как решил, ведь ответ неправильный?
-- Правильный, -- кивает он мне головой с такой противной уверенностью
на умном добросовестном лице, что я его в ту же минуту возненавидел за
благополучие, хотя и заслуженное, но тем более неприятное. Я еще хотел
посомневаться, но он отвернулся, отняв у меня последнее утешение падающих: хвататься руками за воздух.
Оказывается, в это время в дверях появился Харлампий Диогенович, но я
его не заметил и продолжал жестикулировать, хотя он стоял почти рядом со
мной. Наконец я догадался, в чем дело, испуганно захлопнул задачник и замер.
Харлампий Диогенович прошел на место.
Я испугался и ругал себя за то, что сначала согласился с футболистом,
что задача неправильная, а потом не согласился с отличником, что она
правильная. А теперь Харлампий Диогенович, наверное, заметил мое волнение и первым меня вызовет.
Рядом со мной сидел тихий и скромный ученик. Звали его Адольф Комаров.
Теперь он себя называл Аликом и даже на тетради писал Алик, потому что
началась война и он не хотел, чтобы его дразнили Гитлером. Все равно все
помнили, как его звали раньше, и при случае напоминали ему об этом.
Я любил разговаривать, а он любил сидеть тихо. Нас посадили вместе,
чтобы мы влияли друг на друга, но, по-моему, из этого ничего не получилось.
Каждый остался таким, каким был.
Сейчас я заметил, что даже он решил задачу. Он сидел над своей
раскрытой тетрадью, опрятный, худой и тихий, и оттого, что руки его лежали
на промокашке, он казался еще тише. У него была такая дурацкая привычка -держать руки на промокашке, от чего я его никак не мог отучить.
-- Гитлер капут, -- шепнул я в его сторону. Он, конечно, ничего не
ответил, но хоть руки убрал с промокашки, и то стало легче.
Между тем Харлампий Диогенович поздоровался с классом и уселся на стул.
Он слегка вздернул рукава пиджака, медленно протер нос и рот носовым
платком, почему-то посмотрел после этого в платок и сунул его в карман.
Потом он снял часы и начал листать журнал. Казалось, приготовления палача пошли быстрей.
Но вот он отметил отсутствующих и стал оглядывать класс, выбирая жертву. Я затаил дыхание.
-- Кто дежурный? -- неожиданно спросил он. Я вздохнул, благодарный ему за передышку.
Дежурного не оказалось, и Харлампий Диогенович заставил самого старосту
стирать с доски. Пока он стирал, Харлампий Диогенович внушал ему, что должен
делать староста, когда нет дежурного. Я надеялся, что он расскажет по этому
поводу какую-нибудь притчу из школьной жизни, или басню Эзопа, или
