Тут мысли перескочили на имя гарлуниста, и Мидар наконец-то вспомнил, где видел это бледное подобие человека. Им оказался дальний родственник главы каравана, изгнанный из племени. И было решительно непонятно, как он сюда попал.
— Эта лепешка шестилапа все время шла за тобой. Точнее, не за тобой, а за гарлуном, который лежал в мешке, — сообщил Фейгур устало и обреченно. — Дурман увеличивает Силу порождений Тьмы, которые вселяются в людей. В разы улучшает способность к самоисцелению и умение прятаться под мороком, помогает при смене тела. Дорвавшийся до зелья темный дух приобретает поистине великую мощь. Странно еще, что, имея с собой кучу отравы, ты только сейчас с ним встретился.
— Ну насчет последнего я бы не был так уверен, — протянул Мидар, совершенно иначе посмотрев на сладострастно закатившего глаза Хельма. Стало понятно, кто был тем невидимкой, который гнал его по степи столько дней, кого не брали ловушки и чей взгляд, полный ненависти и злобы, буравил спину. И он боялся этого ничтожества?!
Мидар хотел было пошутить насчет беспочвенных страхов, но выражение лица шамана заставило его заткнуться. Старик, не боявшийся ни курраза, ни мархуза, вдруг побледнел и с какой-то беспомощностью поглядел сначала на замершую неподалеку внучку, затем на Кумила.
Да что за ерунда здесь творится?! Мидар почувствовал дикую злость. Вытряхнув из рукава кистень, он пинком отбросил попавшегося на пути одурманенного гвонка и шагнул к Хельму.
— Может, хватит цацкаться с этим сыном хаффа и шуши?! — рявкнул флорист, затем сгреб гарлуниста за рубашку и рывком поставил на ноги. — Столько сложностей накрутили вокруг такого ничтожества!
— Травознай, стой!!! — закричал Фейгур, ахнула его внучка, но они опоздали.
Хельм вдруг захрипел-захлюпал, задрожал всем телом, после чего перевел мутный взгляд на Мидара и… растянул губы в неестественной улыбке.
— А-а-а… это ты, ч-человечек… Б-бегал от меня, бегал, да т-так и н-не убежал, — прошептал он, заикаясь, и рассмеялся каркающим смехом. Из уголка рта потекла струйка слюны.
Мидара аж передернуло от такого зрелища. Отпустив воротник Хельма, он без замаха ударил его по лицу — скорее в воспитательных целях, чем от злости, — но отчего-то промахнулся. Мало того, почти в то же мгновение он ощутил сильнейшую боль в груди, затем последовало краткое мгновение полета, и Мидар тяжело грохнулся на землю в нескольких шагах от изгоя.
— Я-а-а п-помню, к-как ты п-пытался разрушить это т-тело… П-помню, ч-человечек! — зашипел Хельм или, скорее, тварь, которая поселилась у него внутри.
