– Перестаньте, мадам! Не злите меня. Оставьте ваши шутки и отвечайте на мой вопрос, – сурово приказал он.
Экономка повиновалась. Нет, у мистера Пайнвека нет брата; был когда-то, но давно умер на Ямайке.
– Откуда вы знаете, что он мертв? – спросил судья.
– Он сам мне сказал.
– Не покойник же!
– Пайнвек сказал.
– И все? – ухмыльнулся судья.
Время шло. Судья долго размышлял над загадочным происшествием и становился все угрюмее. Помимо воли дело это занимало его мысли куда сильнее, чем он полагал вначале. Но так случается всегда, когда мы не можем поделиться с кем-то нашими неприятностями; а эту тайну он не мог раскрыть никому.
Настало девятое число. Мистер Харботтл радовался: говорил же он, что с ним ничего не произойдет. Однако беспокойство не оставляло его. Ну что ж, завтра все кончится.
(Что случилось с этим письмом? Никто не видел его ни при жизни судьи, ни после его смерти. Он рассказывал о нем доктору Хедстоуну; была найдена копия, снятая рукой судьи. Может быть, письмо было галлюцинацией, игрой больного мозга? Я считаю, что это, скорее всего так.)
Вечером девятого числа судья Харботтл отправился на спектакль в Друри-Лейн. Судья был из тех сибаритов старой закалки, кого в поисках развлечений не смущает ни поздний час, ни риск случайной стычки на кулаках. Он договорился с двумя закадычными приятелями из Линкольнз-Инн отправиться после спектакля к нему домой и вместе отужинать.
Приятели должны были встретить мистера Харботтла у входа и сесть в его экипаж, и теперь судья, который терпеть не мог ждать, нетерпеливо поглядывал из окна.
Судья зевнул. Он велел лакею дожидаться господ адвокатов Тэвиса и Баллера, а сам, зевнув еще раз, положил треуголку на колени, закрыл глаза, поуютнее устроился в углу, запахнул наитию и принялся размышлять о прелестях очаровательной миссис Эйбингтон.
Мистер Харботтл умел засыпать, как пожарник, в любую минуту, стоило ему только захотеть, вот он и решил вздремнуть. Нечего заставлять почтенного судью ждать понапрасну.
Через минуту до него донеслись голоса приятелей. Повесы-адвокаты, по своему обыкновению, смеялись и перешучивались. Один них сел в экипаж – карета дернулась и качнулась; за ним последовал второй. Дверь захлопнулась, колеса застучали по мостовой.
Судья до сих пор немного дулся на приятелей. Он и не подумал сесть прямо и открыть глаза. Пусть думают, что он спит. Заметив, что судья задремал, они, как ему показалось, захохотали скорее со злобой, чем с добродушием. Ладно же, дайте только доехать до дверей, там-то он отвесит им хорошего пинка, а до тех пор будет делать вид, что спит.
