Старый судья Харботтл приводит злоумышленников в трепет, уж ему-то под силу омыть мир потоками нечистой крови и тем спасти невинных, в полном соответствии с припевом из старинной песенки, которую судья любил повторять:
Жалость – что беда:
Рушит города.
Нет, дело верное, этого негодяя непременно нужно повесить. У него, судьи Харботтла, глаз наметанный, он быстро распознал, каков этот мошенник на самом деле. Он сам будет его судить, с никто другой.
На следующее утро в кабинет судьи заглянула кричаще разряженная женщина, еще сохранившая следы былой красоты. Увидев, что судья один, она вошла. Красотка была одета в платье из китайского шелка с кружевами, веселенький чепец с синими лентами, на пальцах сверкали многочисленные кольца. Она слишком хороша для своей должности – а служила она у графа экономкой.
– Вот еще одно письмо от Льюиса, пришло с утренней почтой. Неужели ты ничего не можешь для него сделать? – капризным тоном заявила она, обвила судью рукой за шею и принялась тонкими пальчиками поигрывать мочкой его багрового уха.
– Попытаюсь, – ответил судья Харботтл, не поднимая глаз от газеты.
– Я так и знала, что ты меня послушаешься.
Судья прижал к сердцу скрюченную подагрой руку и иронический поклон.
– Что ты с ним сделаешь? – спросила она.
– Повешу, – хихикнул судья.
– Ты ведь этого не натворишь, правда, малыш? Ты его повесишь. – Она окинула взглядом свое отражение в зеркале.
– Будь я проклят, ты, кажется, на старости лет влюбилась в своего мужа! – воскликнул судья Харботтл.
– Будь я проклята, ты, кажется, меня к нему ревнуешь! – со смехом ответила женщина. – Ну, ну, успокойся, я его никогда не любила. Я с ним давно покончила.
– А он с тобой, разрази меня гром! Заполучил все твое состояние, отнял все ложки да сережки, и больше, ничего ему от тебя не нужно. Выгнал жену из собственного дома, а когда обнаружил, что ты неплохо устроилась, спохватился! Снова отобрал все твои гинеи, и серебро, и сережки, а тебя отпустил еще на полдюжины лет на заработки, собирать для него новый урожай. Не можешь же ты после всего этого желать ему добра!
Женщина дерзко рассмеялась и наградила грозного Радаманта игривым шлепком.
– Хочет, чтобы я присылала ему деньги для уплаты адвокату, – заявила она, а взгляд ее тем временем блуждал от зеркала картине на стене и обратно. Непохоже было, чтобы угроза, нависшая над мужем, сильно беспокоила ее.
– Проклятый наглец! – загремел старый судья, откидываясь в кресле, словно находился на привычной судейской трибуне, гд е его речь, как всегда, произвела фурор. Рот его злобно скривился, глаза готовы были выскочить из орбит. – Если ты решишь отправить ему ответ из моего дома, то знай, что прежде сам напишу кое-кому. Знаешь, моя милая колдунья, я не позволю долго мне докучать. И хватит дуть губки, хныканьем вшу не поможешь. Ты за этого негодяя медного фартинга не дашь, я тебя хорошо знаю. Ты пришла просто пошуметь. Как буревестник: куда бы ни прилетел, тут же поднимется буря. Уходи, женщина! Прочь отсюда! – повторил он, топая ногой: у «одной двери раздался стук, а судье отнюдь не хотелось, чтобы его застали наедине с экономкой.
