Мы жили среди бауле | страница 20



Подобных «деревенских дурачков», пользующихся здесь, как, впрочем, и повсюду в мире, известной «свободой шутов», я и позже встречал неоднократно.

Затем одни из парней приносит живую курицу и, преклонив колено, протягивает её мне. Я беру её в руки, а затем отдаю ему обратно. Так надо. Затем несчастному курёнку сворачивают шею, и, после того как птица перестаёт дёргаться, её бросают в кипяток, бурлящий в чёрном котле, по форме напоминающем пушечный снаряд. После этого курицу ощипывают, потрошат, режут на части и варят вместе с «игнамом»[12] — картофелеподобными клубнями. Конечно же, и это блюдо (как принято здесь одинаково у чёрного и белого населения) изрядно сдабривается «пиментом». Это нечто вроде красного перца, только стручки круглые, по форме напоминающие плоды шиповника. (Между прочим, своё первое знакомство с этими плодами мы с Михаэлем запомнили надолго. Сразу же после нашего приезда господин Абрахам, решив над нами подшутить, угостил нас этой чертовщиной, рекомендуя её как «совершенно бесподобный, вкусный африканский фрукт». Мы доверчиво откусили по кусочку, а потом плевались как бешеные и выпили не один литр воды, прежде чем сумели унять жуткое жжение во рту. Разумеется же, мы захватили с собой домой, во Франкфурт, несколько таких заманчивых и аппетитных на вид «фруктов» для подобных же шуток…)

Африканцы ужасно любят вести длинные, пространные беседы, притом не спеша, с участием множества собеседников. Но я должен заметить, что при этом они придерживаются вполне парламентских правил. Так, если кто-то из присутствующих хочет обратиться к какому-то определённому лицу, он не кричит через всё помещение, а берёт свой низенький стульчик, подходит к выбранному собеседнику, садится перед ним и вступает в негромкий разговор. Никто никогда здесь не орёт, стараясь перекричать других, так что беседа не перерастает в беспорядочный шум.

Я попросил Куадью объяснить мне, как осуществляется управление деревнями. Угостив меня предварительно сигаретой, он не спеша поведал мне следующее. Сельский староста, «chef de village», который нас сегодня принимает, на самом деле только «вице-староста», заместитель. А настоящий «предводитель деревни», насчитывающей около 700 душ, уехал в другую деревню, где у него умер брат. Он должен привезти оттуда доставшихся ему в наследство четырёх жён покойного. Подобное наследство отнюдь не удовольствие, скорее тягостный долг, потому что все эти жёны — престарелые дамы, лет на двадцать старше «наследника», и он обязан позаботиться об их содержании.