На следующий день, во вторник, жители поселка повторили вчерашние действия с точностью зеркального отражения. Те же тщетные попытки выехать на трассу, и то же позорное возвращение ни с чем. И снова звонки, снова бесцельное блуждание по дому, выглядывание в окна и очередные звонки.
В среду машин убавилось.
В четверг стало еще меньше. Людям хватило всего несколько дней, чтобы убедиться в тщетности своих попыток. Другое дело — почему это происходило, но для большинства проблемы лежали в иной плоскости — в практической, и надрываться, выясняя суть, никто не жаждал. Все усилия пошли на то, чтобы не потерять работу — используя знакомства, люди уходили на больничный, брали отпуск за свой счет, по семейным обстоятельствам. Конечно, некоторым это не удалось, не все вообще могли себе это позволить, и потому были уволены, но таких было меньшинство. Никто не задумывался, что делать, если эти меры будут исчерпаны, но ничего не изменится. Никто так далеко не заглядывал. Казалось, достаточно просто пережить пару-тройку дней, и все придет в норму.
Закрывшись в своих домах и понимая, что нечто похожее произошло с соседями, никто не пытался их навестить и обсудить происходящее сообща. Слишком странными были собственные ощущения, слишком отчетливо запомнился страх, заставлявший повернуть назад. И еще к страху примешивался необъяснимый стыд — самое надежное лекарство от откровенности.
Пожалуй, были еще две причины, вынуждавшие людей закрыться в собственной скорлупе, не рискуя выяснить суть или хотя бы позвонить в соответствующие инстанции.
Во-первых, в поселок по-прежнему приезжали те, кто здесь работал, живя в других местах, кто поставлял продукты либо предлагал различные услуги населению, и те, кто навещал родственников или друзей. И эти люди, сделав все, что надо, уезжали из поселка без проблем.
Во-вторых, что-то происходило. Что-то имевшее определенную цель. И определенного исполнителя. Очень многие, выглядывая из окон по вечерам, видели странную старуху в фиолетовом плаще, медленно проходящую мимо их дома.
Илья вел машину медленно, готовый в любой момент притормозить.
Ужасно не хотелось вновь испытывать то, что случилось с ним в воскресение, потом дважды в понедельник. Одно дело — почувствовать прежние симптомы, развернуться и уехать назад. И совсем иное — очередная встряска нервной системы.
Илья был уверен, что встряхнись так еще с десяток раз, и что-нибудь малоприятное, например, полное и резкое облысение, язва желудка или сердечный сбой обеспечено. Или того хуже — обнаружится рак какого-нибудь органа.
