— Вовсе мы не трусы, — кричит он, — мы в этом доме уже были и даже вызвали… не то что привидение — настоящего мертвого!
— Ты что, мы же слово дали? — шепчет Лева, а Аннабель поворачивается к Гоше и, кажется впервые, смотрит на него с интересом:
— Это как — настоящего мертвого?
— Да врет он все, — быстро говорит Марина, — никакого мертвого мы не вызывали, с чего бы это?
Но Гоша видит: Аннабель сразу поверила ему.
— Да ладно, ребята, — говорит он, — раз уж мы к ней пришли — чего в молчанку играть? Давайте все расскажем, а?
— Трепло, — говорит сквозь зубы Марина.
Даже Лева смотрит исподлобья, но тут Ника неожиданно говорит:
— В самом деле, ребята. Мы же собрались Гошину маму спасать — чего секреты разводить? Давайте расскажем, чего уж там.
— Я видела привидение здесь, — говорит Аннабель, останавливаясь посреди третьей комнаты, той самой, где когда-то их напугала крыса. — Давайте здесь и начнем.
Она снимает с плеча разрисованную молниями и сердцами сумку, кладет на пол и, порывшись в учебниках, вынимает два свертка: один, небольшой, из черного бархата, другой — из обычной газеты. Гоша заглядывает через плечо и, когда девушка разворачивает ткань, видит маленький серебряный ножик. Не боевой кинжал, знакомый Гоше по военным фильмам, — обычный столовый нож, только остро заточенный с двух сторон.
— Вампиров убивать? — ехидно говорит Марина.
— Нет, — отвечает Аннабель, — вены резать.
Марина фыркает. Гоша смотрит на нее с упреком и быстро спрашивает Аннабель:
— А зачем резать вены?
Девушка убирает бархотку в сумку, застегивает молнию.
— Когда-то это был такой способ самоубийства, — говорит она. — Способ сделать себя мертвым. Разрезать себе вены. Самоубийство — главное, что может сделать человек. И когда любой из нас режет себе вены, он говорит мертвым и всему Заграничью — смотрите, я ваш! Я хочу быть с вами! Мы, смертники, часто режем себе вены. Это как клятва верности смерти! Да вообще, перерезать вену — это как будто немного прорезать брешь в Границе.
Аннабель закатывает рукава, и Гоша видит худые руки, покрытые небольшими шрамами.
— Ух ты! — говорит он.
— А это больно? — спрашивает Лева.
— Конечно, это больно, — отвечает Аннабель, — но мы не боимся боли. Мы считаем себя мертвыми и поэтому ничего не боимся.
— И часто вы это делаете? — спрашивает Марина.
— Когда надо — тогда и делаем, — отвечает Аннабель.
— Что-то ты слишком живая для мертвой. И одежда у тебя как у живых, и даже ножичек — самодельный.
