Майк обращается к Гоше, но то и дело оглядывается на Марину. Кажется, он очень доволен, что сегодня может быть полезен в чем-то более существенном, чем ай-по, движки или компутеры.
— А если она просто… ушла? Стала мертвой? — спрашивает Гоша. — Тогда ты мог бы узнать?
— Нет, конечно, — отвечает Майк, — знаешь, сколько их каждый день прибывает? Да к тому же это невозвращенцы помнят, что с ними было раньше, — поэтому их так и ценят. А обычные мертвые — ну, они как я. Никаких воспоминаний о том, что было при жизни. Я даже свое живое имя не помню. Правда, дядя говорит: меня звали Миша…
— А твой дядя — он помнит? — спрашивает Марина.
— Мой дядя, конечно, не совсем невозвращенец, — говорит Майк, — но и не обычный мертвый. Я с ним об этом не говорил, но вроде он специально отправился следом за отцом, когда отец остался у нас. Вроде они поссорились еще при жизни, а потом дядя его преследовал повсюду. Так что дядя тоже добровольно ушел к нам — и поэтому, наверное, помнит так много про Заграничье… то есть про мир живых.
— Ладно, ладно, — говорит Гоша, — а скажи, какие есть способы попасть туда, к вам. Ну, я знаю, есть ученые шаманы — они долго учатся, изучают разные науки, болеют, сдают экзамены и в конце концов могут путешествовать туда и обратно. Есть орфеи — эти просто поют или пишут стихи, ну, и каким-то образом благодаря этому попадают к вам. Есть разведчики, которые проходят сквозь разрывы, которые специально ради них открывают в Границе. Но мама не была ни ученым, ни орфеем, ни разведчиком — и если она ходила в Заграничье, то как она это делала?
— Не знаю, — говорит Майк, — вот я же хожу к вам — и как я это делаю?
— Ерунда какая-то, — бормочет себе под нос Гоша, — мы только попусту тратим время.
— Наверное, мой отец знает, — продолжает Майк, — но я боюсь его спрашивать. Мне кажется, он подозревает, что я хожу к вам. А если он узнает наверняка — мне не поздоровится, это точно. Поэтому я с ним про Границу говорить не буду. Вы, чуваки, извините.
— Он трус, — говорит Лева, — и чего он так боится? Ведь уже мертвый, что с ним еще случится?
Ника вдруг вспоминает: пронзительный голос, низенькая юркая старушка, — «да уж, „черного отряда“ они боялись побольше, чем нас. Что там с ними делали — не знаю, но я тогда поняла: есть вещи пострашнее смерти».
— А почему мы вообще считаем, что ему можно верить? — говорит Гоша. — Может, этот Майк — на самом деле шпион. Его, может, специально заслали к нам, чтобы нас с толку сбивать, за нос водить?
