Николасу позволялось посетить стадион всего раз или два за сезон, и он с нетерпением ждал каждой такой возможности. Эти даты всегда были отмечены в календаре на стене его спальни, и он вычеркивал каждый день, отделяющий его от матча. Накануне вечером он извлекал из шкафа шерстяную кепку «Ред Сокс», которую ему подарили два дня рождения назад, и аккуратно запихивал ее в свою бейсбольную перчатку. На рассвете он был уже на ногах, готовый покинуть дом в любую секунду, хотя это никогда не происходило раньше полудня.
Николас с отцом припарковали машину на одной из боковых улочек и пересели на Зеленую линию. Когда вагон бросало влево, плечо Николаса касалось руки отца. От Роберта Прескотта пахло стиральным порошком и нашатырем. Эти запахи у Николаса ассоциировались с больницей, точно так же, как резкий запах фотохимикалий и тусклый красный свет в темноте фотолаборатории ассоциировались с матерью. Он разглядывал благородный лоб отца, седеющие волосы у него на виске, решительную линию подбородка и комок адамова яблока. Его взгляд скользнул на желтую тенниску, голубоватый узел вен на сгибе локтя. Эти руки вылечили столько людей, подумалось ему. На его пальце не было обручального кольца.
— Папа, — окликнул Николас, — где твое кольцо?
Роберт Прескотт отвернулся от сына.
— Я его забыл, — пробормотал он.
Услышав это, Николас почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Отец знал, что у него нет кольца. «Но это не нарочно», — говорил он себе. Конечно, папа его просто забыл.
Они плюхнулись на широкие деревянные сиденья за несколько минут до начала матча.
— Можно я сяду с другой стороны? — попросил Николас, когда все пространство перед ним заслонила широкая спина мужчины с прической «афро». — Ведь это тоже наше место?
— Оно уже занято, — ответил Роберт Прескотт.
И как будто его слова обладали магической силой, рядом с ними возникла женщина.
Она была высокая, и у нее были длинные желтые волосы, подвязанные красной лентой. На ней был свободный сарафан, а когда она села, Николасу стала видна ее пышная грудь. Она наклонилась и поцеловала его отца в щеку, а он протянул руку вдоль спинки ее сиденья.
Николас попытался сосредоточиться на игре. Он даже открывал рот, чтобы вместе с остальными болельщиками подбодрить своих любимцев, но ему не удавалось издать ни звука. Неожиданно один из игроков соперника послал мяч на трибуны, как раз в сектор, где сидел Николас. Он почувствовал, как его пальцы дернулись в перчатке, и вскочил на деревянное сиденье, отчаянно балансируя, чтобы не упасть, и вытянув руку, чтобы поймать мяч. И тут он увидел, как отец склонился к женщине, щекоча губами мочку ее уха.
