— Убери к черту руки! — кричит папа. — Не прикасайся к ней!
Сэм, который стоит рядом с Хадли, уверяет друга, что так будет лучше для всех.
— Да что ты знаешь! — набрасывается Хадли на Сэма.
Мне с трудом удается сконцентрироваться на разворачивающейся на моих глазах сцене. Я слышу произнесенные окружающими слова лишь спустя несколько секунд. Солнце плавает между их лицами, обесцвечивая их подобно испорченным фотографиям. Я изо всех сил стараюсь поймать взгляд Сэма — самое яркое, что есть у меня перед глазами. Рядом с Сэмом отец кажется маленьким, двухмерным, как бумажная кукла.
— Ребекка! — Голос отца доносится, как из туннеля. — Ты как? Он тебя обидел?
— Он никогда бы ее не обидел. — Сэм наклоняется ко мне, его лицо искажено, как в объективе фотоаппарата. — Ты можешь встать?
Я качаю головой. Хадли обхватывает меня руками за плечи, невзирая на запрет отца, хотя я все равно не помню его слова. Он так близко, что я могу прочесть его мысли. Он думает: «Я люблю тебя. Не забывай этого».
— Дайте мне сказать, — шепчу я, но, похоже, меня никто не слышит.
— Послушайте, она приехала ко мне. На попутках. Сегодня мы собирались вернуться и все решить! — Его голос звучит слишком громко.
— Хадли, — медленно говорит Сэм, — мне кажется, будет лучше, если ты отпустишь Ребекку с нами. А сам пока останешься здесь.
— Дайте мне сказать, — повторяю я.
Но меня опять никто не слышит. Меня пронзает мысль, что я больше не смогу говорить.
Хадли встает и отходит в сторону. Когда он оборачивается, я вижу, что вены у него на лбу повздувались и посинели. Он пристально смотрит на Сэма.
— Ты же знаешь меня. Ты же знаешь меня всю жизнь. Поверить не могу… — Он переводит взгляд на моего отца. — …поверить не могу, что ты — ты! — мог во мне усомниться. Ты же мой друг, Сэм. Ты мне как брат. Я не говорил, чтобы она приезжала. Я бы никогда так не поступил. Я не стану убегать и не позволю вам ее забрать. Господи, Сэм, я люблю ее!
Едва держась на ногах, я бросаюсь к Хадли. Он сжимает меня в объятиях — мое лицо у него на груди — и шепчет мне в макушку слова, которых я не слышу.
— Отпусти ее, ублюдок! — велит отец. Сэм кладет руку ему на плечо, но отец ее стряхивает и вопит: — Отпусти мою дочь!
— Отдай ее нам, Хадли, — негромко просит Сэм.
— Мистер… — говорит егерь, и это первое слово, которое я слышу отчетливо.
— Нет, — шепчу я Хадли.
Он опускается на колени и обхватывает мое лицо руками.
— Не плачь. Когда плачешь, ты похожа на луковицу, а твой нос становится таким длинным…
