...Преданья русского семейства.
Пушкин
Бабушка Эмилия Францевна будет читать письмо Ади у себя в Клепенине, в одной из невысоких тихих комнат или в парке, где старые липы шумят свежей листвой, а по вечерам уже щелкают соловьи.
Она пройдет по одной из немногих расчищенных аллей, присядет на изрезанную детскими перочинными ножами скамейку и достанет из вышитого мешочка письмо внука, еще какие-то письма, стертые на сгибах, не раз читанные.
Расправляя страницы маленькой, еще красивой, но уже сморщенной рукой, Эмилия Францевна задумается.
Многое может вспомнить старая женщина в весеннем парке.
Себя, тоненькой задорной паненкой, когда она еще жила в Варшаве, страшные дни польского восстания, встречу с будущим мужем — русским офицером Александром Обручевым...
Отец ее профессор Францишек Тымовский, сам участник восстания, жил в то время в Кракове. Оставаться в столице ему было опасно. Может быть, он и посетовал, что жених русский, да еще военный. Все передовые люди сочувствовали повстанцам, и русская военщина казалась олицетворением грубой силы, жандармского николаевского режима. Но жених был сдержан, хорошо воспитан, грубой солдатчины в нем не чувствовалось. Он не скрыл, что в недавнем прошлом привлекался к суду по делу «Общества военных друзей», когда в литовском саперном батальоне, которым он командовал, были волнения. После событий в декабре 1825 года начальство было начеку, и плохо мог кончиться для Обручева этот суд. Но, видно, судьба хранила Александра Афанасьевича. Он получил только «строжайший выговор» и предупреждение «впредь быть осторожней», да на его счет отнесли судебные издержки в сумме 963 рублей и 99 1/4 копейки. Эта четверть копейки всегда ее смешила. Брали бы уже 964 рубля. К чему эта глупейшая точность?
Жених зарекомендовал себя человеком, не чуждым новым веяниям, происходил из хорошей семьи, был сыном инженер-генерал-майора, имел чин подполковника и в будущем, несомненно, мог стать генералом. Что же... жизнь дочери будет обеспечена... Словом, пан профессор возражать не стал.
Странно и страшно было думать панне Эмце, что она уедет из родной Варшавы в холодную Россию, будет понемногу забывать польскую речь, привыкать к новому, незнакомому...
И уехала, и забыла, и привыкла...
Только насчет обеспеченности пан профессор ошибся. Богатой обручевская семья никогда не была. Все в роду — военные, все — честные служаки, люди долга, много работали, мало имели... Недаром один из предков мужа, тот, что строил крепость Динабург и внес в свой семейный герб изображение крепости, оставил сыновьям по половине карандаша, как символ бережливости и трудолюбия. Этот «трудолюбивый карандаш» хранился у ее мужа.
