— Спасибо!.. — искренне поблагодарила Наргиз, обвив шею давнего любовника горячими руками, она не сомневалась, что Салим любит ее.
Подарок обрадовал и огорчил одновременно: она подумала, что он засобирался домой, оттого такая поспешность с колье, хотя Миршаб особенно не спешил. Налюбовавшись драгоценностью у зеркала, Наргиз заглянула в соседнюю комнату, где уже был сервирован стол на двоих. На улице совсем стемнело, а окна ее личных апартаментов выходили на глухой двор, и оттого в зале стояла темнота, но Наргиз не включила свет, а зажгла ароматные свечи в тяжелых четырехрожковых бронзовых шандалах, стоящих в центре стола, от света которых заиграли длинные причудливые тени на тонком фарфоре и столовом серебре, задвигались тени по высоким стенам. Подумав, она зажгла гирлянды на небольшой, щедро наряженной елочке в углу, и только потом пригласила Миршаба в зал. Мягкая лирическая музыка, а точнее саксофон знаменитого Папетти, доносящийся из огромных динамиков по углам комнаты, хвойный аромат от быстро оплывающих свеч, светящаяся огнями, блистающая украшениями елка, стол, белевший во тьме зыбким квадратом с дрожащими на нем тенями, изысканно сервированный на двоих, — все это вернуло Миршабу утерянное ощущение праздника, и он, обняв Наргиз, волнуясь, прошептал ей на ухо:
— С наступающим Новым годом, милая…
Наргиз ответила легким поцелуем, а уходя, чтобы позвать официантов накрывать стол, все же сказала с нескрываемой обидой:
— Жаль, что мы с тобой Новый год встречаем по-дальневосточному…
Она и раньше знала, что праздники он отмечает в кругу семьи, но сегодня не удержала обиду в себе. Но он пропустил колкость мимо ушей, просто уже не слышал ее: его мысли вновь вернулись к прокурору Камалову.
Если до сегодняшнего дня он верил в свою безопасность и считал, что в капкан Ферганца попал только его шеф и однокашник Сухроб Акрамходжаев, которого он часто, даже мысленно, называл Сенатор, то теперь иллюзия благополучия рухнула, его жизнь тоже оказалась в опасности, он знал хватку прокурора Камалова, охотника за оборотнями, чувствовал уже на шее удавку.
Выходит, оставалось одно — действовать, и действовать немедленно, прокурор и в больнице представлял угрозу.
Бежать — бежать, прихватив с собой прекрасную Наргиз и пять миллионов аксайского хана Акмаля, отданных ему не то во имя торжества зеленого знамени ислама, не то для собственного спасения из рук КГБ — первое, что приходило на ум.
