В 94-ом Бухгальтер была пресс-секретарём премьера.
Ребекка спряталась за Рогера и вцепилась в карманы его пиджака.
- Папа, это они из-за Наташи пришли? – спросила она по-шведски.
Рогер заглянул себе под мышку.
- Наверно.
- … Что-то не так? – всполошилась Бухгальтер.
- … Я не хочу с ними разговаривать, – едва разобрал Рогер сквозь жужжание дрелей.
- Но Бека, это же… некрасиво, – сказал он с сомнением.
- Но мы же их не звали.
- У них работа такая.
- Скажи им… Скажи, что я по-русски не говорю.
- Ну ты даёшь. Только прилетели, и сразу врать?
- Они сами всё врут. Я же подглядела, что ты читал в самолётной газете. Что ты бросил Наташу. Что ты плохой папа. Что ты плохой учёный. Что тебя не надо было…
- Хорошо, хорошо! – Рогер перешёл на русский. – Убедила! Не будем с ними разговаривать.
В вечерних новостях население РЗР увидело глазастую девочку в полосатом платье. Девочка испуганно выглядывала из-за долговязого отца-ботаника. Отец отмахивался от микрофонов. Пять негодующих женщин тут же дозвонились до «Последней сводки» на «Вражеском радио», чтобы просклонять Бухгальтер и всех журналистов. Самым мягким упрёком была «вопиющая бестактность»; самым частотным – «бесстыдство натуральное». Последний звонок, от дамы с певучим голосом и кристальной дикцией, довёл тему до логического завершения: дама назвала Рогера «интересным мужчиной», отметила его «необычайную интеллигентность» и трижды намекнула, что была бы прекрасной матерью для «очаровательной девочки». На следующий день с извинениями и оправданиями выступил лично Екимов, первый кёнигсбергский премьер.
Сразу надо добавить, что Рогер так и не осчастливил ни одну женщину своей необычайной интеллигентностью. Во всяком случае, официально.
Хотя стоп, здесь лучше взять другой образ. Из «Балтийской жизни», например.
Сразу надо добавить, что Рогер так и не исковеркал никому жизнь своей безответственностью, аморальным поведением и пристрастием к наркотическим веществам. Во всяком случае, официально. Он дотянул отцом-одиночкой до совершеннолетия Ребекки. Ничто не омрачало желание кёнигсбергских женщин приголубить бедную девочку. Никто не нарушал чистоту мифа. Никакие заявления Рогера не помешали бульварной прессе тактично и стыдливо слепить из Ребекки медиа-продукт, кёнигсбергскую кронпринцессу без дворца и короны.
Вы спросите: когда же эта симуляция народной любви превратилась в подлинное чувство?
Я отвечу, что не берусь судить о подлинности народных чувств. Однако был момент, который по-настоящему тронул лично меня. И, судя по всему, не меня одного.
