Ленин в Монументальнике, понятно, вне конкуренции, но дорогие вожди там не гвоздь программы. Вождей навалом в парках скульптур по всей Восточной Европе. Другое дело двухметровый бронзовый бульдог от скорбящего хозяина-олигарха. Или пятиметровый рожок для обуви. Или скворечник размером с дачный домик (внутри, говорят, каменное гнездо с каменными яйцами, но я сам не забирался). Мой любимый монумент, мраморный муми-папа, стоит в самом начале третьего острова. Он, как положено, в чёрном цилиндре. Лапы сложены за спиной. Взгляд устремлён на север.
Вот такой морской фасад. До седьмого года, пока строили новый терминал и наводили марафет в гавани, впечатление смазывал сам порт, захламленный и несвежий. Но теперь всё красиво. Так что если в Кёнигсберг первый раз, то обязательно на пароме. Не пожалеете.
- Направо!
- Да там нет ни хуя направо!
- Да не следующий направо! Через один направо!
- Через один мы поворачивали уже! Там Карла Маркса твоя!
- Да там не может быть Карла Маркса! Вот, блядь, смотри! Смотри, вот она как…
- Да на хуя ты мне её в глаз-то суёшь!
- Чтоб дошло, что это не Карла Маркса!
- Я машину, блядь, веду! Ты навигатор, ты и навигируй!
- Да я те десять раз сказал, как ехать! Так ты ж не слушаешь ни хуя!
- Потому что ты карту ни хуя читать не умеешь! Только пиздеть умеешь про свой Кёнигсберг! «Тут оооо! Там оооо!» На хуй мне твоя экскурсия? Я сам вижу, где оооо! Ты мне просто, блядь, скажи: «Перестраивайся и поворачивай!» Там, где надо!
- Перестраивайся и поворачивай!!!
Иными словами, вот так, судорожно петляя по улицам Кёнигсберга и борясь с его географией, наши друзья добирались до квартиры, в которой живёт с гражданской женой и девятимесячным сыном Генин брат (троюродный).
И ведь добрались же.
Но не время для оваций. Брата зовут Пётр. Родился, вырос и вылетел из института он в Пскове, а в Кёнигсберг сбежал от безденежья: нечем было дать взятку в военкомате. Легализовался три года назад и уже имел бы гражданство, если бы правительство Бухгальтер не решило поднять ценз оседлости для российских граждан.
- Раньше было два года, – пояснил брат. – Как для Европы. Теперь четыре, как для узбеков и китайцев.
Все уже сидели на кухне, купленной в ИКЕЕ вместе с ножами, занавесками и мусорным ведром. Генин брат делил пиццы, которые разморозили на ужин. Ребёнок милостиво спал в одной из двух комнат.
- Для европейцев по новым правилам тоже четыре, – напомнила жена; судя по тону, не в первый раз. – Это просто, чтоб единые стандарты были, сделали.
