Спираль измены Солженицына | страница 7
Беседу с писателем обычно представляешь себе так: задаешь вопрос и получаешь компетентный ответ. Если с ним согласен — хорошо. Нет? Ничего страшного — взгляды проясняются в ходе разговора. Здесь же все было иначе…
Александр Исаевич Солженицын снова наклоняется вперед. Сначала он обхватывает руками колени, затем разводит руки в широком пророческом жесте. На щеках проступают чахоточные пятна, черты лица мгновенно обостряются, взор мутнеет, и кажется, что он не воспринимает ни лиц, ни предметов, а все его внимание обращено внутрь, поглощено созерцанием собственных нематериальных видений.
Александр Исаевич Солженицын излагает свое политическое кредо.
Поток туманных и путаных фраз нарушает тишину квартиры, обставленной в стиле модерн. Его речь трудно сразу понять, так как это смесь неологизмов, старинных оборотов и диалектных выражений.
Те из чешских эмигрантов, кто помоложе, кто учил русский язык в школе, лишь с трудом улавливают смысл слов, которые в напевном ритме слетают с его уст, обрамленных зарослями рыжих волос.
Д‑р Ярослав Кучера, который уже полгода тщетно бьется над переводом солженицынского романа «Архипелаг ГУЛаг», не выдерживает роли переводчика и спешит успокоить слушателей.
— Да вы поймете, поймете, — обещает он.
Значение отдельных слов в конце концов постигаешь. Но понять их смысл нелегко.
И вот Александр Исаевич формулирует свое кредо. Кратко оно звучит так: технический прогресс губителен, точно так же как губительна любая демократическая форма правления. Нужно возвратиться к богу, к естественным, патриархальным формам общественной жизни.
У слушателей сила очарования постепенно ослабевает. Вначале удивленные взгляды: «Правильно ли мы понимаем?»
— Да, правильно, каким бы невероятным этот символ веры ни казался.
Потом слышен скрип стульев, так как сидящие приходят в движение. Кое-кто даже совсем невежливо кашляет или, что еще менее вежливо, выходит покурить на кухню.
Солженицын не обращает на это внимания. Он полностью погружен в себя и все еще поглощен созерцанием своих видений.
Он обращается к судьбам своей родины.
— В России, — говорит он, — при царе была свобода. Ныне там царят угнетение, террор, страх. Но если бы большевики пали, тогда — о боже! — наступила бы анархия…
— Что делать, друзья? — задает он вопрос и сам же на него отвечает: — Россия должна возвратиться к своим старым границам. К границам времен Ивана Грозного. Отказаться от своей активности в Прибалтике и в бассейне Черного моря…