Спираль измены Солженицына | страница 4



Особую признательность выражаю Н. А. Решетовской за ее любезное согласие ответить на мои вопросы и за разрешение ссылаться на ее книгу «В споре со временем».

Т. Р.

ВВЕДЕНИЕ

Предатели предают прежде всего себя самих.

Плутарх

Самое выразительное в нем — это глаза.

Они притягивают к себе ваш взор больше, чем шрам, пересекающий лоб, чем все его необычное лицо, треугольную форму которого еще больше подчеркивает рыжеватая борода. Когда он с вами разговаривает, он не глядит на вас, а его искристо-голубые глаза с черными зрачками смотрят куда-то поверх вашей головы с выражением какой-то непроницаемой замкнутости, которая бывает во взглядах следователей.

Александр Исаевич Солженицын — лауреат Нобелевской премии, человек, которого за три месяца до начала этого повествования отвергла родина и фотографии которого в то время наводняли витрины западноевропейских книжных магазинов, украшали обложки иллюстрированных журналов и крупным планом появлялись на экранах телевизоров, — сидел в квартире чешского эмигранта д‑ра Голуба на цюрихской Цвайаккерштрассе.

Он сидел спиной к окну — к майскому, по-южному знойному в Швейцарии солнцу, к далеким силуэтам Альп, к зеленому газону, заполнявшему пространство между белыми корпусами жилых зданий, а лицом — к представительному собранию чешских эмигрантов. Сидел, слегка наклонившись вперед, в кресле тонкой, филигранной работы стиля Людовика XV, которое до смешного контрастировало с его плотной и неотесанной фигурой.

Солженицын пил чай «по-русски» — с сахаром вприкуску. Его часы все еще отстукивали время по-московски: шли на два часа вперед. На нем был свитер, закрывающий шею, который он носил на манер косоворотки, и ручной работы туфли, напоминающие мужицкие лапти царских времен.

— Я не собираюсь поддаваться, не собираюсь принимать какое-то выдворение, — скажет мне Александр Исаевич позже. — Я русский…

В комнате тихо. Слышны лишь отдаленный городской шум Цюриха и звучное прихлебывание Александра Исаевича.

Наконец чай допит. Солженицын поднимает глаза. Напротив него на тахте, в креслах и на одолженных у соседей кухонных табуретках сидят чешские эмигранты… Национальные социалисты, народники, христианские демократы, фашисты, так называемые социал-реформисты и несколько молодых, обросших и грязных маоистов.

У дверей стоят юноша и девушка, чемпионы по борьбе каратэ, телохранители лауреата Нобелевской премии Александра Солженицына. Сзади выглядывает щеголеватый доктор Прженосил — личный врач выдворенного писателя.