— О, Финн, — глядел он на меня с хитроватой, злобной улыбочкой, вынимая блокнот и карандаш, — не дадите ли мне список лошадей, на которых вы будете скакать завтра? И на той неделе?
На грубоватом лице Баллертона сияла самодовольная, торжествующая ухмылка. Я с трудом справился с собой.
— Спросите лучше у мистера Эксминстера.
Хорек был разочарован. У меня еще хватило здравого смысла, чтобы не дать ему по морде.
Я пошел прочь, клокоча от ярости, Но проклятый день еще не кончился. Корин, как нарочно попавшийся на пути, остановил меня:
— Вы видели это? — В руках у него был номер газетки, в которой сотрудничал тот хорькоподобный тип.
— Нет. И видеть не хочу.
Корин улыбнулся злорадно:
— По-моему, вы должны подать в суд на них. Все так считают. Нельзя же это игнорировать, иначе все подумают…
— Пусть все думают, что им хочется, черт побери, — отрезал я, пытаясь уйти.
— Все же прочтите, — настаивал Корин, суя газетку мне в нос.
Не заметить заголовка было невозможно. Жирным шрифтом напечатано: «Потерян кураж». И я стал читать.
«Кураж, храбрость — зависят от человека. Один храбр, потому что усилием воли побеждает страх, другой — из-за отсутствия воображения. Если заниматься стипльчезом — не имеет значения, к какому типу относится человек, главное — обладать куражом. Может ли кто-нибудь понять, почему один храбр, а другой нет? Или почему один и тот же человек может быть в какой-то период храбрым, а в какой-то трусливым? Не связано ли это с гормонами? Да и удар по голове может, вероятно, повредить тот орган, который вырабатывает кураж. Кто знает?
Но когда жокей стипльчеза теряет кураж — это жалкое зрелище, как мог убедиться каждый зритель, недавно побывавший на скачках. И хотя мы можем сочувствовать этому жокею, поскольку он не в силах справиться со своим состоянием, нельзя не спросить в то же время: правильно ли он поступает, продолжая участвовать в скачках?
За свои деньги публика хочет видеть честные состязания. А если жокей трусит, боится упасть, он получает свой гонорар обманным путем. Но конечно, это лишь вопрос времени. Тренеры и владельцы лошадей непременно откажутся от услуг такого обманщика. И заставят его уйти в отставку, защитив таким образом публику, играющую на скачках, от напрасной траты денег.
И правильно сделают!»
— Я не могу подать на них в суд, — сказал я, возвращая Корину газету. — Они не назвали моего имени.
Это его не удивило. Да он знал все это раньше: хотел только понаслаждаться зрелищем.
