— Если ты — это я, то как мне тебя называть? — спросил Джон. — Будь мы близнецами, у нас были бы разные имена. А мы, выходит, один и тот же человек. Мы отличаемся меньше, чем близнецы.
Хотя у однояйцевых близнецов одинаковый генетический материал, с самого момента зачатия окружающая среда, в которой каждый из них растет, слегка отличается. Благодаря этому у них могут включаться и выключаться разные гены. У Джона и второго Джона, по-видимому, до определенного момента был не только одинаковый генетический материал, но и одинаковые условия.
— Меня зовут, как и тебя. Хоть я — это ты, могу понять, что тебе не хочется считать меня Джоном Рейберном. Про себя я называю тебя Джоном с Фермы. Но если учесть, что число нас бесконечно, то трудно будет не запутаться, доведись нам встретить еще каких-нибудь Джонов Рейбернов. — Чужак засмеялся. — Предлагаю считать меня Джоном Первичным. Будем давать друг другу имена в зависимости от относительного расположения наших вселенных.
— И как ты назовешь того, кто дал тебе прибор?
— Джон Надпервичный, — с улыбкой сказал Первичный. — Значит, теперь ты мне веришь?
Конечно, Джон сомневался. Очень уж невероятная выходила история. С другой стороны, ничуть не более невероятная, чем те, о которых он читал в дешевых фантастических журнальчиках из супермаркета. Все что угодно можно рассказать правдоподобно и убедительно.
— Почти, — ответил Джон.
— Хорошо. Вот тебе последнее доказательство — просто так не отмахнешься… — Джон Первичный задрал штанину, обнажив длинный, давно побелевший шрам, на котором не росли волосы. — Ну давай, покажи свой.
Джон посмотрел на шрам и поднял до колена штанину. От холодного воздуха голень сразу покрылась мурашками — везде, кроме морщинистого шрама, точно такого же, как у чужака.
Как-то раз, Джону тогда было двенадцать, они с Бобби Вальдером забрались на участок миссис Джонс, чтобы искупаться в пруду. Старуха спустила на них собак. Пришлось улепетывать голышом через поле и перепрыгивать забор из колючей проволоки; Джон зацепился.
Бобби побежал дальше, а Джон еще долго ковылял домой. Ему наложили на ногу три десятка швов и сделали укол от столбняка.
— Ну, теперь-то веришь? — спросил Первичный.
Джон все еще пялился на шрам.
— Верю. Боль была дикая, да?
— Да уж, брат, — улыбнулся Первичный. — Болело неслабо.
