Она сорвала цветок и подняла его. Но оказалось, что их два — один по-прежнему остался на стебле, другой оказался в пальцах Кэти.
— Здорово, верно?
Она уронила цветок, и он немедленно вернулся в исходное состояние.
— Мы даже ветер с долины усмирили. Чувствуешь?
Энн попыталась ощутить ветер, но не почувствовала ничего.
— Неважно, — продолжала Кэти. — Главное, ты слышишь его, правда?
И действительно, гроздь круглых колокольчиков, свисавших с карниза крыши, тренькала серебристым звоном.
— Прелестно, — согласилась Энн. — Но почему? Зачем тратить столько усилий на моделирование этого места?
Кэти тупо уставилась на подругу, словно пытаясь понять смысл вопроса.
— Потому что Кэти всю свою жизнь мечтала иметь такой приют, и теперь он у нее есть, и все мы живем здесь.
— Но ты ведь не настоящая Кэти, верно?
Она не может быть настоящей, потому что слишком молода. Кэти покачала головой и улыбнулась.
— Мы так давно не виделись, и теперь не знаешь, с чего начать, но это подождет. Мне пора идти. Я нужна нам.
Она повела Энн в хижину, сложенную из обветренных серых бревен, на которых еще остались куски коры. Крыша была покрыта живым дерном, на котором росли полевые цветы, и проседала в середине.
— Кэти нашла это место пять лет назад, когда проводила отпуск в Сибири. Она выкупила его у сельских властей. Хижина была построена двести лет назад. Как только мы сделаем ее пригодной для жилья, увеличим огород и разобьем грядки до самого ельника. Заодно собираемся вырыть колодец.
Огород радовал изобилием овощей, в основном, листовых: капусты, шпината, латука. Тропинка к хижине была обсажена подсолнухами, возвышавшимися над крышей и клонившими вниз тяжелые от семян головки. Хижина ушла на полметра в бурый суглинок. Да и сама тропинка была протоптана так глубоко, что больше напоминала канаву.
— Ты скажешь мне, на что намекала докси? — спросила Энн. Кэти остановилась у раскрытой двери и ответила:
— Кэти хочет сделать это сама.
Такой старой женщины Энн еще не видела. Она стояла у плиты, помешивая в дымящемся горшке большой деревянной ложкой. Заслышав шаги, она отложила ложку, вытерла руки о передник, пригладила седые волосы, заплетенные в косу и уложенные узлом на затылке, и повернула к Энн круглое миловидное лицо.
— Ну и ну!
— Верно, — отозвалась Энн.
— Заходи, будь как дома!
Внутри оказалась всего одна маленькая комнатка, и к тому же полутемная: свет с трудом пробивался через два узеньких окна, прорубленных в массивных бревенчатых стенах. Энн обошла захламленное помещение, служившее одновременно спальней, гостиной, кухней и кладовой. Вместо перегородок громоздились ящики с консервами. С потолка свисали связки сухих трав и белье. Пол, неровный и местами прогнивший, был покрыт обрывками ковра.
