Русский космонавт оглянулся и, уцепив ящик с инструментами, подтянул его к себе.
— Готово!
Пока Курлясов принимал ящик, Джек заметил в стороне густое белое облако. Оно приближалось к станции и росло на глазах, сохраняя правильную овальную форму.
— Командир, к нам что-то движется, — тон астронавта стал серьезным.
Необъяснимая тревога, возникшая утром, снова вернулась, заставив сердце биться чаще. А то, что поначалу показалось облаком, расплылось, накрывая станцию плотным туманом. Джек успел разглядеть яркие вспышки огней, как ему показалось, расположенные строго по периметру невидимого объекта.
— Джек! Павел! — голос командира, спокойный и твердый, утонул в ватной тишине, окутавшей астронавта.
Все исчезло — и Земля, и станция, и Павел. Сознание работало, но ощущений не было никаких. Джек словно повис между сном и явью. Так бывает в моменты пробуждения природы, когда серость утра сменяет ночь. Это длится всего лишь несколько мгновений. Ничто не нарушает тишину: птицы молчат в ожидании первых солнечных лучей, ветер, разгоняющий ночь, внезапно останавливается, зависая в воздухе. Сколько длятся эти мгновения? Секунду, две? Джек не мог вспомнить точно. Он только помнил, как стоял у распахнутого окна в своем доме и ждал. Вот и сейчас, он замер, не в силах разорвать тишину. Только гулкий стук сердца напоминал о жизни.
— Системы жизнеобеспечения в норме, нет видимости, нет связи, — докладывал командир в Центр управления полетом.
— Джек… — голос Павла одним словом вернул надежду на жизнь.
— Павел, Джек! Что у вас? — командир старался оставаться спокойным, но тревожные нотки в голосе выдавали его волнение.
Ответил Павел:
— Я в порядке, Джек не отвечает.
Туман рассеялся, и безграничное пространство вновь окружило станцию. Она продолжала двигаться с той же скоростью вокруг Земли, словно ничего не произошло. Павел увидел Джека. Он парил над платформой, не подавая никаких признаков жизни. Без лишних слов Павел направился к Флейвору, с трудом контролируя свои действия: в голове гудело, и ощущение реальности пропадало, расплываясь перед глазами радужными полосами. Усилием воли он удерживал свое сознание, понимая, что в этот момент от его действий зависит жизнь — и Джека Флейвора, и его собственная.
Милан стоял посреди зеленой лужайки и чувствовал, как вода, заполняющая большую лужу вокруг него, намочила ноги. Он хотел заплакать и не мог. Стыд перед отцом, который держал его за руку, казалось, запечатал рот. Но слезы — жгучие и соленые — вытекали из глаз и катились по щекам; слез становилось все больше, а щеки горели под их едкими струйками.
