Джек привстал, протянул лейтенанту свёрток с сэндвичами.
— Вот тебе лёгкий завтрак, Экхардт.
Полицейский открыл пакет и с удивлением уставился на сэндвич: хлеб был начинён стодолларовыми бумажками. Засовывая его в пиджак, полицейский окинул взглядом улицу.
— Ты бы ещё объявил об этом по радио, Нейпир, — лейтенант казался раздражённым. Должно быть, встал с левой ноги.
Но это не причина, чтобы так разговаривать с ним. Нейпир подумал, что пришло время поставить на место этого Гриссомо— на лизоблюда.
— Помолчи-ка и послушай, — приказал Джек. — Харви Дент упорно разнюхивает что-то об одной из ваших фирм.
Лейтенант разозлился ещё больше.
— Это моя территория, Джек, — отрезал он, направляясь к лимузину. — Если возникла какая-то проблема…
Но Джек и так слишком долго слушал толстяка. Он сгрёб Экхардта за шиворот.
— Экхардт, — сказал он очень просто и откровенно, — твои проблемы — это наши проблемы.
Полицейский вырвался из рук Джека.
— Я работаю на Гриссома, а не на разных психов.
— Что ты говоришь, Экхардт! — изобразив удивление, ответил Джек. — Подумай лучше о будущем.
— Ты имеешь в виду, — усмехнулся полицейский, — своё шоу? Он пренебрежительно махнул своей ручищей. — У тебя нет будущего, Джек. Ты всего лишь шут гороховый, и Гриссом это знает.
Джек ударил Экхардта по физиономии, потом, развернувшись, следующим ударом вмазал полицейского в кирпичную стену. Ошеломлённый внезапностью нападения, Экхардт обмяк. На секунду Джек даже пожалел о своём поступке. Но, в конце концов, толстяк сам на это напросился.
Лицо Экхардта стало красным, как у Деда Мороза. Он сгрёб Джека за воротник и вынул револьвер.
Увидев оружие, Джек уставился на него, потом на пальцы толстяка у своего горла.
— Испортишь костюм, — сказал он небрежным тоном.
Экхардт с трудом перевёл дыхание. Он хмуро взглянул на Нейпира, выпустил из руки его ворот и опустил оружие.
Джек улыбнулся. Какой всё же замечательный человек этот толстяк!
— Ну вот, видишь? — добавил он шутливо. — Можешь ведь принять верное решение, если захочешь.
Джек начал хохотать. Краска отхлынула от лица Экхардта, и это ещё больше развеселило Нейпира. Бог мой, толстяк по— настоящему раскипятился! Джек направился к распахнутой дверце машины. Не в состоянии больше смотреть на полицейского, он хохотал так, что слёзы текли по лицу. Садясь в машину, он оглянулся в последний раз.
И что-то заставило Джека прекратить веселье.
Он увидел, что Экхардт улыбался — но почему? Джек не стал раздумывать над этим, не слышал он и последних слов Экхардта: «…и где ты проводишь свои ночи, красавчик».
