Аниара | страница 13



диктующий, что спад нерасторжимо
с подъемом предстоящим сопряжен.
Я чуть не спятил при таком открытье.
Я как-то сверхъестественно был рад.
И оком стал мой дух и стал пространством
в безмерности космических палат.
Нас выпустили из глухой темницы —
сидела там и женщина-пилот —
и допустили вновь в обитель Мимы.
Вся Аниара радуется, ждет.
Все шепчут, что сокровище найдется,
что Мима в нашу ночь еще вернется. 

33

Загадка за разгадкой вслед ступала.
Я радовался в неурочный час.
Ключ оказался в глубине кристалла —
космически-прозрачных плотных масс.
Где Мима, где поддержка и охрана?
Мой дух ослаб, мой дух почти иссяк,
мой мозг сочится кровью, словно рана.
Лишь я к останкам Мимы сделал шаг —
померк зеркальный мир, открытый мною.
Пожарище, подумал я с тоскою,
и эта грудь — угаснувший очаг. 

34

Я безымянен. Я — служитель Мимы
и называюсь просто «мимароб».
Я приносил присягу «Голдондэв».
Когда я испытания прошел,
из перфокарт мое изъяли имя.
Красавице-пилоту Изагели
определил придуманное имя
ее особый аниарский статус.
А как ее зовут на самом деле,
она шепнула мне. Но это — тайна.
От этой тайны у нее глаза
сияют неприступно и прекрасно:
таинственность бывает светоносна,
когда важнее тайна, чем краса.
Она кривую чертит; в полутьме
пять ноготков посвечивают мягко.
 — Вот здесь следи за ходом мысли, — говорит, -
где от моей печали тень лежит.
И встала Изагель из-за стола.
Как мысль ее блистательно светла!
Молчим. Слиянье наших душ тесней
день ото дня. Я поклоняюсь ей. 

35

Суровый космос возвращает нас
к забытым ритуалам и обрядам,
явлениям доголдонских времен.
И вот четыре аниарских веры:
культ лона, и зазывные йургини,
и общество хихикающих терок,
и та, с колоколами и распятьем, —
явились в космос, требуют местечка
у вечности, в чудовищных пустынях.
А я, служитель Мимы, мимароб,
ответственный за крах людских иллюзий,
всех разместить обязан в склепе Мимы,
всех согласить: кумиров и богов,
обрядовые танцы, пантомимы,
и выкрики, и звон колоколов. 

36

Здесь женщины хотят прельщать без меры.
Для большинства задача нетрудна.
Вот это Йаль — йургиня дормифида,
полна любовной силы и юна.
А Либидель пришла из кущ Венеры,
где плодородна вечная весна.
Тщебеба — в завлекательной тунике,
пьяна от йурга, точно от вина.
Вот дормиюна Гено и новики,
которых Гено пестовать должна.
Мне в голову однажды мысль пришла:
использовать возможности зеркал.
Пускай глядят друг в друга зеркала,
чтоб наш мирок, расширясь хоть для глаз,
иллюзию простора создавал,