Глава пятая. «КАК МОЯ ФАМИЛИЯ?»
На следующее утро в кухню вошла Анита, жена Привожу-Хлеба, и сняла материю, закрывавшую клетку.
— Здравствуйте! Скажите, можно попросить у вас капельку воды? — вежливо произнёс на птичьем языке Лоф.
Но жена Привожу-Хлеба не поняла его и бросила в клетку горсть крошек.
— Мы просим воды! — пискнула Адорабилис. — Мне опять нечем умыть свои чудесные фиолетовые и зелёные перышки.
— Ты права, погода ничего! — невпопад ответила Анита, не понимавшая по-птичьи. — Погодка-то ничего, но, пока этот старый сумасброд не купит машину для мытья посуды, настроение у меня не улучшится.
— Не называй меня старым сумасбродом — у птиц тоже есть уши! — сказал, протирая глаза, Привожу-Хлеб, Затем он встал и начал готовить себе завтрак.
— Птицы не понимают по-шведски! — буркнула госпожа Анита.
— А я понимаю, — робко вмешался Евгений. — Лоф и Адорабилис просят немного воды. Они хотят умыться.
Госпожа Анита внимательно оглядела Евгения.
— Это чёрт знает что такое, — сказала она, — глиняная птица говорит по-шведски!
Однако она всё же налила воды, и Адорабилис стала умываться, плескаясь, ероша перышки и приговаривая:
— Правда, я красивая?
— Ты красивая, — сказал Евгений и вдруг почувствовал, что ему хочется быть рядом с нею, в клетке.
Но это желание исчезло почти мгновенно.
— Евгений, — сказал Лоф, — я уважаю вас — вы устроили нам воду для мытья, но птице, никогда не жившей в яйце, не пристало обращаться к моей невесте на «ты».
— Я обдумаю это, — сказал Евгений, и вскоре ему было уже Всё Равно.
Тем временем сам по себе наступил полдень, и всем стало совершенно ясно, что и сегодня Привожу-Хлебу не заработать ни гроша.
Пекарь, конечно же, был ещё далеко, ведь уехал он совсем недавно и вряд ли уже успел обсудить со своим двоюродным дядей всё, что хотел.
Ехать в Долину Сквозняков за хлебом не имело никакого смысла.
— Не поехать ли мне в Стокгольм? — сказал Привожу-Хлеб. — Может быть, там я что-нибудь заработаю… — помолчав, добавил он.
— Ещё чего! — крикнула госпожа Анита и со злости шевельнула сразу обоими ушами, что ей обычно не удавалось. — Для того чтобы проболтаться весь день без дела, не надо ездить в Стокгольм.
— Неправда, сегодня я там хорошо заработаю, — сказал Привожу-Хлеб, уложил в корзину Евгения и принадлежавшее ему сердце и пошёл на вокзал.
От Упсалы до Стокгольма езды семьдесят километров и ещё семь минут. Поезд трясло. Сквозь щель в корзине Евгений видел только трубку сидевшего напротив Толстяка.
