Не имея сил смеяться, я плакала. Беззвучно, словно в этой убогой каюте, где меня заперли, чтобы я как следует подумала, присутствовал бестелесный дух моего зловредного дознавателя.
Впрочем, через секунду каюта ожила от мерзкого скрежета открываемой двери.
— Вот и материализовался… — пробормотала я, наблюдая за тем, как Петр Петрович торопливо задраивает за собой дверь и почему-то с опаской выглядывает в иллюминатор.
— Вы что-то сказали? — Петр Петрович полоснул меня коротким взглядом через плечо.
— Вам?
— А что, в каюте есть еще кто-то?
— А должен быть?
— Вам надо переодеться… — только теперь я заметила, что под мышкой у моего куратора находится небольшой сверток.
Петр Петрович вывалил на койку короткую черную юбку, белую кофточку и скверно накрахмаленный узорчатый кокошник.
— Что это? — спросила я, не притрагиваясь к вещам.
— Форменная одежда судовой буфетчицы… — Петр Петрович смотрел мне прямо в глаза, словно стараясь понять, хорошо ли я понимаю его объяснения.
— Вы ее убили?
Он только зубами скрипнул.
— И я должна переодеться в это?
— Совершенно верно, Валентина Васильевна. И, кстати, запомните заодно, что вы — единственная дама на сухогрузе «Камчатка». Судовая буфетчица Елена Саленко.
— Для чего этот маскарад? — хоть одежда и была чисто выстиранной, она вызывала во мне острое чувство брезгливости. Словно ее и впрямь сняли с покойницы.
— Делайте что вам приказывают.
— Нет такого приказа — переквалифицировать журналиста в судовую буфетчицу! И вообще я уже спать собралась…
— Не тратьте попусту время, Валентина Васильевна. Такой приказ есть. И вы его только что услышали.
— Хорошо. Я переоденусь. И что потом?
— Пойдете на свое рабочее место.
— Смертную казнь мне заменили исправительными работами в буфете?
— Через пятнадцать минут на борт поднимутся польские таможенники…
— Я должна обнести их бутербродами с черной икрой?
— Если они обратятся к вам, — Петр Петрович не сводил с меня тяжелого взгляда, — вы предъявите свои документы. И без глупостей, Валентина Васильевна!
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду вашу маниакальную склонность к импровизациям.
— Порадуйте заблудшую душу, Петр Петрович: может быть, капитан в стельку напился, а мы сбились с курса и, упаси Боже, приплыли в Гамбург?
— Мы в Гдыне, — мрачно сказал гэбэшник.
— Тогда что произошло, уважаемый Петр Петрович? — я изумленно всплеснула руками. — Польские таможенники перестали доверять простым советским морякам? Брежнев распустил Варшавский пакт? Или вы вывозите по частям на своей посудине замок Вавель, чтобы установить его на ВДНХ?..
