КГБ в смокинге. Книга 2 | страница 41



Словно завороженная, прижимая к губам уже основательно пропитанный кровью платок, я следила за этим холодным, тускло поблескивающим лезвием с небольшим желобком посередине. Петр Петрович держал нож на вытянутой руке острием в мою сторону, словно прицеливался, перед тем как метнуть его в меня.

— А теперь слушай внимательно, тварь продажная. Слушай и запоминай! Если в течение ближайших десяти секунд ты не ответишь правдиво на мои вопросы — ты труп, Мальцева! И еще одна деталь: я не просто убью тебя — я разрежу тебя на куски и выброшу в этот иллюминатор. Поняла?

— Фоняла, — шевельнув разбитыми губами, прошептала я.

— Ты веришь, что я сделаю все, что обещал?

— Ферю…

После полученной оплеухи я вообще верила всему, что говорило и чем грозилось это чудовище.

— Ты видела Мишина в Амстердаме?

— Нет.

— Где он сейчас?

— Не знаю.

— Где Тополев?

— Не знаю.

— Тот американец, с которым ты была в аэропорту, — агент ЦРУ?

— Не знаю.

— Где ты с ним впервые встретилась?

— В Амстердаме.

— А не в Буэнос-Айресе?

— Нет, там его не пыло.

— Знаком ли американец с Мишиным?

— Не знаю.

— С Тополевым?

— Не знаю.

— Кто убил наших людей?

— Да не знаю я!

— А что же ты тогда знаешь, тварь?..

Кончиком языка я тихонько прошлась по передним зубам. Мне показалось, что они шатаются. Во рту было мерзкое ощущение густеющей крови. Отняв платок от губ, я легонько коснулась их указательным пальцем и поняла, что они основательно разбиты. И кто их учил так профессионально бить женщин? У кого они набрались этого страшного опыта? У агентов царской охранки? Так те отроду женщин пальцем не трогали. Уголовники проклятые! Крысы!..

— Ну, Мальцева, говорить будешь?

— О чем? — с трудом поинтересовалась я. — Фам нужны пыли ответы. Я ответила. Что еще?..

— Ну что ж, твои десять секунд истекли… — оттолкнувшись рукой от переборки, Петр Петрович сделал шаг вперед и поднес острие ножа к моему горлу. — Неужели тебе нечего сказать мне, Мальцева? А? Ну подумай! Ты же еще молодая баба. Красивая, языкастая, умная… Тебе еще жить и жить, дура! Замуж за приличного мужика можешь выйти, детей нарожать… А то ведь смотри: ручки эти изящные, эту грудь высокую, кожицу белую, холеную — все рыбы сожрут. За пару часов. Им ведь, голуба моя, без разницы — интеллигент ты столичный или какой вахлак из-под Тамбова… Так скажешь или нет?

— Шкажу…

— Ну?

— Фетр Фетрович… — я понимала, что со стороны выгляжу просто жалкой бабой с разбитыми губами и зареванным лицом, измазанным потекшей тушью. Но что я могла поделать, если не знающая сомнений рука КГБ выбила из моей фонетики сразу несколько согласных. — Вы, Фетр Фетрович — шамая польшая фашкуда на Лубянке…