Кто-то к нему приближался с левой стороны. Он открыл глаза и увидел человека на велосипеде, почтальона, без рубашки. Он промчался около него и свернул на Вест-Сайдское шоссе, направляясь на север, через терминалы и доки. Несколько секунд Эрик смотрел ему вслед, затем повернулся и выстрелил. Выстрелил в само здание. Именно оно было его целью. Для него это имело смысл. Мужчина выстрелил в ответ.
Почему люди принимают выстрелы за петарды или за звук лопнувшей шины? Потому что за ними не охотятся убийцы.
Он подошел к зданию. Дверь была заперта на замок, который невозможно было открыть. Он подумал, что можно выстрелить в замок, как делают в глупых фильмах. Он знал, что должен быть другой вход, ведь тот, кто находится внутри, не мог открыть замок. Слева от него находились ворота, там начиналась узкая дорожка, ведущая к дворику за зданием.
Он толкнул старую деформированную дверь. Его спортивным инструктором была женщина, латышка. Дверь поддалась и он вошел в здание. Коридор был затоплен. В вестибюле, если можно так назвать то, что от него осталось, лежал мертвый или спящий мужчина. Он обошел тело и поднялся по двум лестничным пролетам в мутном, мерцающем свете нескольких подвешенных лампочек.
Ветер дул с верхних этажей. Лестничные площадки были обсыпаны штукатуркой и всяким хламом с улицы. На третьем этаже он перешагнул через пенопластовые тарелки с недоеденным обедом и выкуренными сигаретами. Только одна дверь здесь оставалась на месте, ветер проникал в здание через не забитые окна. Ему нравился звук ветра, странствующего через комнаты и коридоры. Ему понравились две крысы, подбирающиеся к еде.
Крысы - это хорошо, правильно. Они подходят к происходящему.
Он стоял перед единственной квартирой с дверью, прижавшись спиной к стене, держа пистолет рядом со своим лицом, дулом вверх, и смотрел прямо перед собой, всматриваясь в обветренный коридор. Хоть он и не мог видеть все четко, но его мысли обдумывали этот момент.
Затем он повернул голову и посмотрел на пистолет в нескольких сантиметрах от своего лица.
- У меня было оружие, с которым я мог говорить, - начал он, - Чешское. Но я его выбросил. Иначе я бы стоял здесь, пытаясь изобразить голос Торвала, чтобы механизм заработал. Так получилось, что я знаю пароль. Я даже представляю себя стоящим здесь и шепчущим "Нэнси Бабич" голосом Торвала. Я могу произносить его имя, потому что он мертв. Это было оружие, а не пистолет. А ты пистолет. Я много раз видел подобную ситуацию. Мужчина, пистолет и закрытая дверь. Моя мама часто водила меня в кинотеатр после смерти отца. Это было наше основное семейное занятие. И я видел две сотни фильмов с такой сценой, где человек с пистолетом в руках стоит перед закрытой дверью. Моя мать могла назвать актера в любом фильме. Он стоит так же, как стою я, спиной к стене, выпрямленный как пенис, и держит пистолет так же, как держу я, дулом вверх. Затем он поворачивается и выбивает дверь ногой. Дверь всегда закрыта, но он всегда ее выбивает. Это есть и в старых и в новых фильмах. Не имеет значения. Есть дверь и есть удар ногой. Она могла сказать второе имя актера, рассказать о его семейном положении, об остальных людях в доме, где он оставил свою мать, дремлющую в кресле. Всегда дверь открывается с одного удара. Дверь сразу же открывается. Я оставил свои солнцезащитные очки в машине или в парикмахерской. Я могу представить себя, стоящего здесь, тщетно шепчущего пароль. Нэнси Бабич, чертова сука. Но опять же, что? Как только он произнес ее имя, возможно система огня активировалась на какой-то конкретный период времени, или пока патроны не закончатся. Потому что я не могу представить, что человек должен стоять и повторять ее имя, отстреливаясь от бесчувственных бандитов на какой-нибудь аллее. Эти мамы, смотрящие фильмы днем. Мы сидели в пустых кинотеатрах и я говорил ей, что невозможно одним ударом ноги открыть дверь. Не расшатанную дверь в каком-нибудь плохом районе, где убийства происходят все время. Я был педантичным ребенком, но я все еще понимаю, что был прав. Он не произносил мое имя, а я не произносил его. Но теперь, когда он мертв, я могу его произнести. Я немного знаю чешский язык. Его можно использовать в ресторанах и с таксистами. Но я никогда не изучал этот язык. Я могу стоять здесь и перечислять языки, которые я изучал, но в чем смысл? Я никогда не любил думать о прошлом, возвращаться к произошедшим событиям, анализировать прожитый день, неделю или всю жизнь. Разбивать и разрушать. Опустошать. Власть эффективнее, когда ни о чем не помнишь. Выпрямившись как пенис. Когда я видел подобную сцену, я говорил своей матери, что создатель фильма не имеет никакого понятия, насколько трудно выбить крепкую деревянную дверь в реальной жизни. Кажется я оставил их в парикмахерской. Потому что неважно, на какой фильм мы бы не пошли, был ли это шпионский триллер, вестерн, мелодрама, комедия, там всегда присутствовал человек с пистолетом перед закрытой дверью, готовый ее выбить ногой. Сначала меня не интересовали их отношения. Но теперь я думаю они хорошо проводили вместе время, потому что зачем еще ему бы захотелось шептать ее имя своему оружию? Власть эффективнее всего, когда она не ставит различия. Даже в научной фантастике, он стоит там, со своей лучевой пушкой, и выбивает дверь. Какая разница, между телохранителем и убийцей, когда они оба вооружены и ненавидят меня? Я могу представить его накаченное тело над ней. Нэнси, Нэнси, Нэнси. Или он произносит ее имя и фамилию, потому что это пароль к оружию. Интересно, где она живет, о чем она думает в автобусе, на котором едет на работу. Я могу стоять здесь и представлять, как она выходит из ванной, суша волосы. Босые женские ноги на паркете заставляют мои коленки дрожать, а меня самого превращают в безумца. Я знаю, что говорю с пистолетом, который не может ответить мне, но интересно, как она раздевается? Я задумываюсь, встречались ли они в ее квартире, или у него. Эти мамы в кинотеатрах днем. Мы шли в кино, потому что мы пытались понять, каково это - быть одинокими вместе. Мы были холодны и потеряны, а дух моего отца пытался найти нас, чтобы вселиться в наши тела. Не то чтобы я хочу или мне нужно твое сочувствие. Я могу представить ее в сексуальной горячке, без эмоций, потому что такова Нэнси Бабич, с пустым лицом. Я произношу ее имя, но не его. Я мог его произнести, но сейчас не могу, потому что знаю, что было между ними. Интересно, стоит ли его фото в рамке на ее комоде. Сколько раз двое должны потрахаться, до того, как один из них заслужит смерть? Я стою здесь и в моей голове бушует ярость. Другими словами, сколько раз я должен убить его? Эти мамы, верящие в иллюзию выбивания дверей. Что такое дверь? Это движимая структура, обычно висящая на петлях, которая закрывает вход и чтобы ее выбить, требуются долгие старания.
