Кински в его кошмарах, комментирует происходящие там события.
- Например ты, человек широких взглядов и гордых действий. Зачем умирать, если можно жить на диске? На диске, а не в гробнице. Идея вне тела. Разум, который будет тем, чем ты был и будешь. Но он никогда не устанет, не запутается и не испортится. Для меня это загадка. Как такое возможно? И возможно ли вообще? Это случится раньше, чем нам кажется, потому что все происходит раньше, чем нам кажется. Может уже сегодня. Может сегодня произойдет все лучшее и худшее, бум - вот так.
На город опустились сумерки, воздух окрасился в серебристый цвет. Он стоял рядом с машиной и смотрел, как такси отделялись от пробки. Он не помнил, как давно уже не чувствовал себя так хорошо. Как давно? Он не знал.
Часы на здании снова включили, иена с новой силой укреплялась по отношению к доллару, поднимаясь на одну миллионную долю каждую секстиллионную часть секунды. Это было хорошо. Это было правильно. Ему было приятно думать в зептосекундах и смотреть на бесконечный бег цифр. И рыночные часы тоже были правильными. Он смотрел, как пробегали цены разных валют и чувствовал себя очищенным этим зрелищем. Да, это действовало на него возбуждающе, и он откинул голову назад, ловя капельки дождя открытым ртом.
Дождь омывал весь опустошенный Таймс Сквер, вместе с освещенными тусклым светом рекламными щитами и баррикадами из шин, которые почти уже расчистили, открыв наконец проезд по 47-ой улице.
Дождь - это хорошо. Дождь был драматически правильным в данной ситуации. Но угроза - это еще лучше. Он увидел несколько туристов, крадущихся по Бродвею с зонтиками в руках, чтобы посмотреть то почерневшее место на асфальте, где неизвестный мужчина поджег себя. Это была его могила и это было правильно для такого дня. Но возможная угроза делала его подвижнее и быстрее. Дождь на его лице был приятным, кисловатый запах тоже был приятным и правильным, запах мочи на его машине. Он находил в этом удовольствие, радость из-за всех неудач. Но возможность умереть сегодня ночью давала ему информацию о схеме судьбы, которая, он всегда знал, станет ему понятна со временем.
Теперь он мог заняться своей жизнью.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
3
У нее были кораллово-коричневая кожа и выпуклые скулы. Ее губы были намазаны пчелиным воском.
Ей нравилось быть в центре внимания и когда она раздевалась, казалось, что она делает это на публику: разоблачение, не знающее границ государств, с элементами показного пренебрежения.
