Собеседник пленника опять снял очки, протер стекла, на сей раз чистейшим носовым платком, и снова водрузил их на длинный, несколько печальной формы нос.
— Может, все-таки поговорим? — до прилета спецсамолета оставалось целых тринадцать часов, а бюрократам из Центра, как всегда, не терпится. Он и сам не заметил, как начал костерить руководство, хотя тоже был точно таким же кабинетным, ни разу не выходившим в поле бюрократом, только мелким и провинциального разлива.
— Отчего же не поговорить, — по лицу валяющегося в койке пробежала усмешка. — Вы, как я посмотрю, лицо исключительно официальное…
— С чего вы это взяли?
— Как говорят в одном приморском городе на другом конце географии, не надо пудрить мне челку, — продолжил тот. — А потому прошу немедленно предъявить мне ваше служебное удостоверение, жетон, карточку социального страхования, справку о прививках…
— А при чем тут справка? — удивился мужчина в гавайской рубашке.
— Просто так, — нагло ответил собеседник. — Хотя, если у вас ее нет, не настаиваю, — закашлялся и охнул от боли в ноге. — Кроме того, зачитать мне мои права и выдать телефонную трубку.
— Зачем?
— По законам вашей страны, арестованный имеет право на один телефонный звонок. Ведь я арестован, не так ли? И, кстати, где соответствующий ордер с подписью прокурора и красивой печатью?
— Шутите, — уныло молвил паркетный разведчик.
— Рыдаю, — с третьей попытки пленнику удалось поудобнее устроиться на кровати. — Кстати, вы курите?
— Нет.
— А кого-нибудь из ваших горилл найдется сигаретка?
— Увы, — последовал ехидный ответ. — Курение вредит здоровью.
— В данный момент моему здоровью больше всего вредит огнестрельная рана.
— Сами виноваты, не надо было калечить наших сотрудников, — с искренней обидой заметил американец. — Один из них, если хотите знать, всю оставшуюся жизнь проведет в инвалидном кресле.
— Какая жалость.
— Не ёрничайте!
— И в мыслях не было, — честно ответил тот. — А как я, по-вашему, должен был поступить? На меня напали, я защищался.
— Где это вы, интересно, так научились защищаться?
— На заочных курсах при макаронной фабрике. Послушайте, — взмолился он. — У меня действительно зверски ноет рана, обезболивающее принимать нельзя, у меня на него аллергия…
— Люди вашей профессии должны стойко переносить боль.
— Может и должны, только лично у меня не очень выходит.
— Странно, у вас на теле почти дюжина шрамов, могли бы и привыкнуть.
— Не привыкается, — вздохнул пленник. — Каждый раз страдаю, — поднял глаза на собеседника. — Значит, никотином вы меня не побалуете?
