Дали слово Кию, побледневшему, осунувшемуся. Из похода воротясь, не отдохнул толком и эту ночь не спал. Он вышел к дубу, поклонился старейшинам, поклонился сходке полянской на все стороны. И все услыхали в утреннем безветрии, какой крепкий, зычный у него голос. Еще громче, чем был у отца его Рекса.
— Поляне! Дозвольте сказать одно мое желание! А после делайте со мной что сами пожелаете…
— Сказывай!!! — дружно рявкнула сходка и притихла в ожидании.
— Сказывай, — разрешили старейшины, благосклонно кивнув.
— Поляне! Среди нынешнего полона была взята рабыня. Взята с дозволения моего отца. В дороге она родила, а сама не выжила. Другие полонянки сберегли младенца. Мое желание одно, поляне! Подарите того младенца моей матери, вдове Рекса.
Сходка помолчала. Небывалое желание! Молчали, задумавшись, и старейшины. Наконец присудили: рожденного рабыней младенца отдать вдове Рекса, матери Кия и Щека.
Назвали его Хоривом.
Теперь мать кормила двоих — Щека и Хорива. И когда они оба, насытившись, начинали утомленно задремывать, осторожно клала их в рядом висящие люльки и, покачивая обе разом, тихо напевала ту же колыбельную, под которую засыпал когда-то Кий, под которую засыпали и те братья его, что теперь вместе с отцом их Рексом спят беспробудно…
Ой, люленьки-люли!
Прилетели гули.
Сели на воротах,
в червонных чеботах.
Стали думать и гадать,
чем сыночка годувать…
А-а, а-а-а!..
Поначалу думали, что вновь пришли бродячие гунны из степи. Оказалось — гультяи с поля. Те, кто когда-либо уходил с антскими дружинами вниз по Днепру, но далеко почему-то не ушел, отщепился от своего племени, остался в поле, но и на землю не сел. Гультяи собирались ватагами и таились по ярам да перелескам. Кормились набегами на близживущих антов — россичей, полян и других. Отнимали зерно, угоняли скот, арканили жен и дев. Нередко сговаривались с бродившими по степям племенами недобитых гуннов — набегали вместе, а после грызлись из-за неподеленной добычи.
Когда дружины антские уходили из своей земли в дальний поход, гультяи наглели. Вот и эти — явились как раз в ту пору, когда хозяин дворища — отец маленького Брячислава — ушел в далекий поход с недавно избранным на сходке молодым князем Кием. Налетели нежданно-негаданно, порушили невысокое жилище-мазанку и запалили камышовую кровлю — занялась пламенем тотчас. Пожгли и припасенное к зиме сено. Среди сыплющихся во все стороны жгучих искр перемахивали через поваленный плетень бешеные приземистые кони, крутились по дворищу всадники с закатанными выше локтя рукавами, топтали очумевшую с перепугу птицу. Вместе с искрами и дымом кружились под разоренным хозяйством пыль и перья.
