— Филипп…
— Нет, нет, Элизабет. — Когда Филипп притянул ее к себе, она уже знала, что он полностью владеет собой и окончательно решил поступать по-своему. — Вы будете танцевать со мной. Я хочу держать вас в своих объятиях, и, как вы дали мне понять, это единственная возможность, которая мне представляется, чтобы получить удовольствие, и я намерен воспользоваться ею сполна.
— Вы свинья, — заявила Элизабет.
— Не самая вдохновляющая фраза для такого случая, но за неимением лучшего, подойдет и она.
Это была для него игра, просто забавная игра, подумала Элизабет, когда он привлек ее к себе, так плотно прижимая к своей груди, что ее руки против воли обвились вокруг его шеи, когда они начали танцевать. Она чувствовала, как волны удовольствия, порождаемые его близостью, распространяются по ее телу от головы до пят, и, сознавая это, боролась со своими чувствами, боролась отчаянно.
Это уже было прежде. Она шла однажды по этой дороге и не ведала, куда та ее приведет. Она никогда не предполагала, в какую пучину отчаяния может погрузить ее Джон, и, выбравшись чудом из этой пучины, научилась жить заново — теперь уже по своим правилам. А эти правила вовсе не предусматривали флирт с красавцем-мужчиной, к тому же искушенным в делах любви и имеющим связь, по крайней мере, с одной женщиной, а может быть, и с несколькими. Это стало бы моральным самоубийством. Но она не собиралась умирать.
— Перестань сопротивляться мне, Элизабет.
Пораженная тем, что он читает ее мысли, она подняла голову и растерянно взглянула ему в лицо. И тут Филипп снова поцеловал ее в губы, но в этот раз поцелуй оказался легким, ласкающим, полным трепетной нежности.
— Не надо. — Протест был слабым, и она знала это.
— Не надо? — Язвительность в голосе и брови, поднятые с насмешливым недоверием, вызвали у нее желание посильнее пнуть его. — Как бы вы ни пытались скрыть мотивы своего поведения от меня, вы не можете скрыть их от себя самой. Вас ко мне тянет. Я это знаю, и вы знаете не хуже меня, хотя еще не хотите принять это как свершившийся факт.
— Как вы смеете?!
— О, я смею гораздо больше, чем кажется, малышка, — протянул он, в то время как его глаза таинственно заблестели. — Ваш муж уже три года как умер, не так ли? — Она сделала попытку вырваться из его рук, но стальные объятия не ослабели ни на секунду. — Я правильно информирован?
— Это ничего не меняет…
— И, если я точно во всем разобрался, вы по-прежнему не отходите от его погребального костра. — Это было жестоко, и он отдавал себе в этом отчет, но, по-видимому, не нашлось иного способа пробить ту броню отчуждения, которой она отгородилась от него. Ощущение ее тела рядом со своим было для Филиппа ни с чем не сравнимой радостью. Когда прежде испытывал он столь необузданное желание? Трудно вспомнить. Наверное, очень, очень давно. — Ваша работа, ваша карьера — лишь предлог для того, чтобы отвергать сердечные привязанности…
